Анвер Бикчентаев - Право на бессмертие

— Механизированный фуганок, рейсмус, шипорез. А это — фрезерный чудо-станок. Подойдем к той гибкой пиле, она называется ленточной...

Матросов впервые в своей жизни попал в механизированный цех. Он никак не мог скрыть улыбки, но, обводя глазами станки и встречая насмешливые взоры колонистов, помрачнел. Катеринчук, дав ему возможность вдоволь наглядеться, спросил:

— Какой из них облюбовал?

— А мне все равно, — уже равнодушно ответил Саша.

Михаил Трофимович даже глазом не моргнул. Надвинув фуражку на лоб, он заявил:

— Будешь пока подручным у Сивого. Мастер, принимай подчиненного! — крикнул он Леньке Сивому.

Маленький остроносый Ленька поднял глаза на Матросова, позвал его:

— Иди сюда!

После ухода Михаила Трофимовича Ленька начал учить новичка. Работа была не тяжелая: надо было подавать на шипорез брусок длиной в полметра. Нагнуться, поднять и подать. Однако Саше не то что не понравилась работа, а возненавидел он с первого взгляда замухрышку Леньку Сивого, которого мысленно назвал «плюгавеньким». И ему стало очень обидно быть подручным у «плюгавенького». Саше казалось, что любое другое назначение не обидело бы его, а сейчас все в нем восставало против работы под начальством этого мальчишки... И он, ничего не делая, начал глазеть по сторонам.

— Эй, братец, подавай материал! — важно прикрикнул Ленька.

Матросов зло взглянул на него и пренебрежительно хмыкнул. Ему показались смешными и поза Сивого, и нос его, и звонкий крик: такой маленький и такой важный... Он расхохотался. Ленька не на шутку рассердился:

— Иди ко всем чертям, понятно?

Ругань еще более развеселила Сашу, он подмигнул ребятам:

— Важный у меня начальник, а? Что надо! Желающему могу уступить за копейку...

Ребята, не разделяя веселья Матросова, отчужденно посмотрели на него. Он, угрюмо замолчав, начал работать. Однако первая встреча решила все: они не нашли общего языка. Сивый придирался к каждому пустяку. Саша подчеркнуто не обращал внимания на него. Конечно, рано или поздно должна была произойти стычка.

На третий или четвертый день, во время обеденного перерыва, Сивый подозвал мастера цеха и при нем начал пересчитывать бруски.

— Всего двадцать три, это — на двоих! — ворчал Ленька. — Я один без него вырабатывал не меньше…

Матросов понимал, что все это направлено против него, поэтому он насмешливо крикнул:

— Ты еще начальнику доложи...

После окончания перерыва Ленька, облизывая губы, включил станок и сердито пробормотал:

— Последний раз спрашиваю: будешь работать как следует или нет?

Матросов неопределенно махнул рукой...

Через неделю на цеховом собрании разбирали рапорт Сивого. Косой, комсомольский организатор цеха, сказал:

— Следующим вопросом будем разбирать рапорт Сивого. В своем заявлении он пишет:

«Начальнику столярного цеха. Прошу убрать от меня Матросова. Не могу работать с лодырем. Буду работать один. К сему Ленька Сивый». От заявления не отказываешься?

Ленька, не взглянув в сторону Саши, громко ответил:

— Не отказываюсь.

Косой продолжал:

— Выступать коротко, по три минуты. Кто имеет слово?

Поднялась рука Сеньки Пешехода:

— Я хочу сказать. Я сказал бы, про между прочим, так: выгнать Матросова из цеха, чтобы не позорил.

— Все?

— Все.

Встал Коля Богомолов.

— Он у меня книгу отнимал.

Его перебил председатель собрания:

— Говори дело, по существу...

Коля сел на место. Слово попросил Директор. Саша заинтересовался: что он скажет? Директор, отведя глаза от Матросова, говорил:

— Ленька прав. Матросов не такой, чтоб любить работу. Выгнать из цеха, что тут рассуждать...

Саша свирепо посмотрел на приятеля, однако, заметив, что все взгляды устремлены на него, опустил голову и потупил взор. Когда список ораторов был исчерпан, председатель обратился к собранию:

— С Ленькой, конечно, Матросов работать не будет... Может быть, кто другой возьмет его подручным?

Желающих не оказалось. В этот миг Саша почувствовал себя очень скверно. Когда его критиковали, он еще оставался более или менее спокойным, немного только взволновало выступление Директора. Но сейчас, когда выступления показали, что от него отказались все, — он никому не нужен, не нашлось ни одного друга и защитника, от него отрешились все, — это было слишком... Если бы не природная гордость, несомненно, Саша заплакал бы. Он первый раз в своей жизни почувствовал великую силу коллектива, силу, с которой нельзя шутить и невозможно не считаться.