Вальдемар Лысяк - Императорский покер

"Духовный образ Наполеона удается воспроизвести с трудом, ибо, как говорит Тен: "Он находился за пределами всяких мер, только еще более удивительный — не только за пределами линии, но и за рамками. По причине своего темперамента, инстинктов, способностей, воображения, в результате действия собственной морали, страсти, казалось, он был слеплен где-то в ином месте, создан из другого материала, чем остальные его сограждане и современники. Наполеона характеризует сила ума, гигантская память, сила воли, трудолюбие, проницательность, отвага (…) Если величие людей измеряется силой разума и силой характера, в истории нет титана, с которым Бонапарт не мог бы сравниться. Он был деспотом, правил народами Европы, как только хотел, но в то же самое время он был герольдом революции, демократизма, равенства, для миллионов он был легендарным героем, который должен мечом ввести справедливость на земле. В закостеневшую Европу вместе с собой внес он могучие течения, пробуждал из летаргии заснувшие народы, открывал новые цели и пути (…) Воля его и интеллигентность практически сравнивались с его воображением, которое само по себе было безграничным" ("Всеобщая Энциклопедия Ultima Thule", том VII, Варшава 1935).

"Наполеон до неслыханных размеров расширил те понятия, которые до него считались наиболее дальними границами человеческого разума и энергии" (лорд Роузбери "Napoleon — the last phase", Лондон 1900) [19] В первом издании я еще процитировал советского историка Тарле. Эту цитату я из текста теперь выбрасываю, но стоит отметить, что Тарле, который среди всего прочего, так характеризовал Наполеона: "Одно из особеннейших явлений в мировой истории", работая (в сталинскую эпоху) над биографией Наполеона, создал одну из примечательнейших биографий в историографии. Например, он написал, что "Наполеон ликвидировал все следы свободы из государственной и общественной жизни своей империи — во время его правления полнейшая тишина царила на территории неизмеренной империи", что "жестоко и последовательно он преследовал", что "никакое правительство не продвинулось до такого мастерства в угнетении пролетариата, как именно он, который путем внедрения специальных рабочих книжек окончательно лишил рабочих возможности защититься от эксплуатации", что "во времена Наполеона продолжались гнет, тревога и неуверенность в завтрашнем дне; никто не мог предвидеть, что с ним случится в эти кровавые времена завтра", что "Наполеон планомерно грабил страны, которыми мог распоряжаться", и что все это походило на "бандитские шайки, программа которых заключается в звериной жестокости". Упомянутая особенность такого подхода к теме заключена в факте, что картина эта не имела ничего общего с Наполеоном, зато идеально отражала сталинскую эпоху (Сталина и сталинизм), включая мелкие детали, например, "трудовые книжки", с помощью которых Сталин сделал рабочего невольником, раз и навсегда приписанным к месту работы. — Прим. Автора .

В свою очередь, российский самодержец:

"Лишенный гражданской отваги, с надломленной волей, деятельной лишь посредством временных усилий, вечно запутавшийся в сети противоречивых намерений и обязательств, по необходимости лживый, зато он выработал в себе редкое искусство маскировки и притворства, обмана других людей" ("Большая Всеобщая История" Тшаски, Эверта и Михальского, том VI, Варшава 1936, из части, написанной Марианом Кукелем).

"Насколько Екатерина II представляла собой идеальный тип мужественности в политике, в последовательности, даже в лицемерии, настолько Александр I представляет собой идеальный тип женственности. Он представлял все те черты, которые мы, справедливо или несправедливо, приписываем женщинам, а именно: он менял собственное мнение в зависимости от того, с кем разговаривал, и всегда склонялся к заключениям своего собеседника, никогда он не любил и не умел сопротивляться убеждениям иных людей. Свои собственные мысли он прятал, постоянно увиливал, словно бы страдал недостатком решительности (…) Он не выносил более сильных, чем он сам, индивидуальностей, и все же считался с ними, льстил им и соблазнял" (Станислав Мацкевич "Был бал", Варшава 1961).

"На личность будущего правителя, вне всякого сомнения, повлияло и его участие в трениях между отцом и бабкой, что деформировало характер великого князя, обучало двуличию, скрытности и чрезмерной осторожности, только усугубляло отличавшую Александра нерешительность (…) Он не был выдающимся политиком и не умел последовательно реализовать принятые планы. Зато он искусно лавировал между различными придворными группировками, используя их борьбу для укрепления собственной, весьма часто шаткой позиции" (Ежи Сковронек "Антинаполеоновские концепции Чарторыйского", Варшава 1969).