Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Ширчин! Да ты никак к нам идешь?

— Ты угадала. Иду с раннего утра, ног уже не чувствую. Хорошо, что ты привела верблюда.

Взобравшись на верблюда, он устало проговорил:

— Я давно уже собирался к вам. И вот только сегодня сумел вырваться.

— Почему же ты не мог сделать это раньше? Ты что, конь на привязи, что ли? Кто тебе мешал? — она нетерпеливо забрасывала Ширчина вопросами.

— Жалко было бросить овец. Хоть и не мои они, но ведь я их вырастил, столько сил положил. Доставалось мне и в лютые морозы, и в летний зной. Не бросишь же стадо в степи волкам на растерзание, — спокойно отвечал Ширчин.

— Ну а теперь ты насовсем к нам пришел?

— Нет, не насовсем.

Ширчин заметил, что девушку глубоко обидел его ответ. Она сердито отвернулась. Тогда он с горечью признался ей, что, когда брат увез его на той пойманной в степи чесоточной верблюдице, ему было невыразимо стыдно перед всеми. А потом было стыдно вернуться от родного брата к дзанги в лохмотьях.

— Какими глазами я смотрел бы на тебя? Но поверь, я все время о тебе думал и скучал без тебя, — смущенно закончил он.

Цэрэн успокоилась. Делясь друг с другом своими радостями и печалями, молодые люди незаметно достигли зимовья Сонома-дзанги. Собака встретила их злым лаем, но, узнав, виновато завиляла хвостом.

Когда они подъехали к юрте, из нее вышел дзанги.

— Да ведь это же Ширчин! Вижу, вижу. Очень хорошо, что приехал к нам. Давно пора. Почему так долго не был? Тебя ведь могли взять в армию. Ну, заходи в юрту, грейся, мы с Цэрэн управимся с верблюдами.

После тяжелого пути юрта дзанги показалась Ширчину особенно уютной и теплой. Под таганом горел огонь, бросая тусклые отблески на стены и сундуки. Перед бурханом теплилась лампадка. Вкусно пахло супом, заправленным диким луком.

Вернувшийся в юрту дзанги, как того требовал обычай, прежде всего расспросил Ширчина, как зимует скот у брата, не нападают ли на стадо волки?

Жена дзанги тем временем подала горячий чай, поставила на столик сыр, масло, хурут, молочные пенки.

— Достань-ка, Цэрэн, ножницы, — попросила она девушку, — они там, под дверью. Я не думала, что ты так скоро найдешь верблюдов, они могли забежать далеко. Вот я и прищемила волчью пасть — перевязала ножницы ниткой из верблюжьей шерсти. Но теперь, раз верблюды вернулись целыми, можно их развязать.

Цэрэн достала ножницы и подала их хозяйке.

После ужина Ширчин рассказал, что привело его к дзанги. Брат послал его сюда, чтобы попросить дзанги помочь ему освободиться от призыва на военную службу.

— А я пришел просить дзанги-гуая помочь мне поступить на военную службу, — заявил Ширчин.

— Вот чудак! — искрение удивился дзанги. — Брат посылает его добиться освобождения от воинской повинности, а он сам рвется в армию. Глупый! Ты что, не знаешь, какое сейчас время? Народ призывают в армию, готовятся к боям — хотят изгнать из Улясутая маньчжуров. Там засел трехтысячный гарнизон. Эти войска хорошо обучены, отлично вооружены, у них вдоволь и сабель и ружей. Разве их можно сравнить с нашими? А ты, наверно, и ружья-то в руках сроду не держал. Как же ты будешь воевать? Пропадешь ни за что! И зачем, спрашивается, тебе идти в армию? Оставайся-ка у нас, помоги Цэрэн пасти скот. Так будет для тебя лучше. А я уж постараюсь освободить тебя от призыва.

Но Ширчин в ответ на все уговоры дзанги твердил одно: он во что бы то ни стало пойдет в армию. Видя, что его не переубедить, дзанги перестал настаивать.

— Ну, как знаешь. Но тому, кто идет на войну, добрые люди говорят, надо взять с собой запасного коня и двух верблюдов. Если достанутся трофеи, будет на что погрузить. Я подумаю. Верблюдов я тебе дам, а коней попросим у нашего соседа Дуйнхара. Таким образом он избавится от военной службы, а тебе пусть лошадей даст! Утром пойдешь к нему и передашь, что это я послал тебя к нему за лошадьми. А сейчас уже поздно, пора спать.

Перед тем как лечь, дзанги снял с шеи серебряную ладанку с талисманами и, помолившись им, поставил их на маленький столик перед божницей.

Цэрэн положила в кадильницу горящие угольки, подула на них и передала ее дзанги. Старик бросил на угольки щепотку благовонных трав, прочитал про себя молитву и покадил вокруг себя. Затем передал кадильницу жене. Она повторила обряд и протянула кадильницу Цэрэн, чтобы та поставила ее на место. Только после этого все улеглись спать.

Стало тихо. Лампадки перед бурханами одна за другой гасли, продолжала мигать только большая медная лампада. В юрте слышно было лишь похрапывание спящих людей да легкое потрескивание фитиля в лампаде.