Бямбын Ринчен - Заря над степью

В связи с создавшейся тревожной обстановкой маньчжурский командующий счел за лучшее ввести в крепости военное положение. В качестве подкрепления к двум тысячам китайских войск местного гарнизона осенью были призваны все жители города, способные нести военную службу. И городские правители успокоились, полагая, что эти войска в случае необходимости смогут отстоять крепость от плохо вооруженных монголов, по крайней мере до получения подмоги или хотя бы до весны.

Через уртоны двух западных аймаков, которые пока еще не признали Ургинское правительство, в Китай был послан гонец с поручением добиться военной помощи.

Поэтому-то и был задуман смотр войск, это была демонстрация боеспособности китайских войск перед местным монгольским населением и монгольскими частями.

Вернувшись в свою канцелярию, ван Гургэджаб застал здесь двух присланных из Урги чиновников цэцэнханского и тушэтханского аймаков. Они привезли с собой приказ правительства, обязывающий его и Гомбосурэна немедленно изгнать улясутайского амбаня и маньчжурского командующего, и предъявили письменные требования двух восточных аймаков, подкрепляющие распоряжение Ургинского правительства.

Ван Гургэджаб оказался между двух огней: с одной стороны, нельзя было не подчиниться приказу монгольского правительства, а с другой — маньчжурского командующего он все еще побаивался.

И ван Гургэджаб пустил в ход все свое красноречие. Он долго доказывал послам трудность выполнения приказа нового правительства. Он пытался убедить их, что улясутайский военный городок — хорошо защищенная крепость, штурмовать ее в настоящее время просто невозможно, особенно если принять во внимание малочисленность и плохое вооружение войск двух западных аймаков, которые не идут ни в какое сравнение с хорошо обученными и отлично вооруженными китайскими войсками, охраняющими улясутайскую крепость. Китайцы не захотят расстаться с теплым жильем в зимнюю стужу и будут стоять насмерть. А в монгольских частях и лошади, кстати сказать, истощены до крайности. Поэтому лучше всего подождать до весны. А весной китайские войска, исчерпав запасы продовольствия, сами уйдут в Китай.

Ван Гургэджаб долго приводил послам разные доводы, уговаривая их отложить атаку крепости до весны. Послы долго убеждали трусливого нойона выполнить приказ, но так ничего и не добились. Тогда они отправились к командиру монгольских войск Гомбосурэну. Они с негодованием рассказали ему о своей беседе с ваном Гургэджабом.

— Всей Урге известно, что он заодно с маньчжурским командующим и потому хочет устраниться до этого дела. Но вы, командующий монгольскими войсками, должны защищать интересы своего монгольского правительства.

Не отличавшийся храбростью старый ван Гомбосурэн попросил подождать ответа до следующего дня.

— Ночью я обдумаю хорошенько, как лучше выполнить приказ нашего правительства, и завтра утром кое-что предприму.

Успокоив послов, он со всей присущей ему учтивостью проводил их и расстался с ними как нельзя более дружелюбно.

Послы были уверены, что теперь их миссия увенчается успехом. Но когда наутро они пришли в ставку монгольского командующего, там никого не было. Ни одного человека! Гомбосурэн удрал.

Трусливый старик понял, что отговорки послов не устроят. И ночью, захватив знамя, печать и всю канцелярию, вместе с чиновниками и писарями он умчался на уртонных лошадях в засагтханский аймак.

Ургинские послы в растерянности обошли одну за другой все юрты. Никого! Пришлось ни с чем вернуться к себе. Вскоре к ним явился курьер — их вызывал ван Гургэджаб.

Когда послы прибыли к вану, он даже не предложил им сесть и напустился на них за то, что они своими необдуманными требованиями вынудили старого командующего бежать к Засагтхану среди ночи.

— По правилам вас следовало бы арестовать и передать в распоряжение маньчжурского командующего. А он, чего доброго, не остановился бы и перед смертной казнью. Но я — монгол! Вы мои соплеменники, и я отпускаю вас. Однако, если вы немедленно не покинете Улясутай, я ни за что не ручаюсь, — недвусмысленно пригрозил Гургэджаб.

Послы были ошеломлены столь неожиданным оборотом дела. Они переглянулись, смиренно попрощались с ваном и через некоторое время покинули город.

Напевая свою любимую песенку, Цэрэн гнала верблюдов к дому. Зимой сумерки наступают быстро, и она спешила. Случайно обернувшись, Цэрэн заметила вдали человека. Он шел пешком. Судя по всему, он направлялся к их зимовью. Девушка недоумевала: вся семья дома, кто ж это может быть, да еще так поздно? Она решила помочь путнику. Цэрэн поймала верблюда и, ведя его в поводу, пошла навстречу незнакомцу. Подойдя ближе, она увидела, что путник молод, хотя издали его можно было принять за старика — он так устал, что еле волочил ноги. О, да с этим юношей она когда-то вместе пасла скот у дзанги! Цэрэн радостно воскликнула: