Бямбын Ринчен - Заря над степью

Недавно толстопузый китайский купец увидел ее старшую дочь и, нехорошо подмигнув казначею, сказал, что, дескать, лет через десять она будет завидной красавицей.

— Если ты не лопнешь до того времени, приезжай, я тебе ее сосватаю, — ответил, смеясь, казначей.

"Обоим бы им лопнуть! Вот так же несколько лет назад казначей ни с того ни с сего стал притеснять старого Гонгора. Он отнял у него монастырский скот и вынудил старика отдать свою единственную дочь-красавицу за старого китайского торговца. И бедняжка пошла, чтобы как-то поддержать больного и старого отца. А потом этот торговец заразил несчастную дурной болезнью и выгнал ее. Так и пропала девушка — кому она была нужна больная, с провалившимся носом. А невестка пастуха Базара? Ее казначей заставил стать наложницей пьяницы — тайджи Джамсаранджаба, разбогатевшего на спекуляциях во время русско-японской войны. Теперь вся семья Базара погибает от страшной болезни. Нет! Мы с Лубсаном не позволим, чтобы наша дочь пошла по этому пути! Лучше отдать всю свою кровь по капле, чем такое допустить!

Кровь! Да разве и так не сосут ее из нас каплю за каплей? А ради чего? Чтобы росли монастырские стада, чтобы все больше жирел ненасытный казначей! А ведь еще и людям приходится помогать. Вот сегодня и без того усталый Лубсан поехал к соседу Цэдэву. Его жена тяжело больна, и ему одному не справиться с большим монастырским стадом. А случись у него что-нибудь со скотом, пропади хоть одна овца — бессердечный казначеи может отнять у него стадо и выгнать его на все четыре стороны, как он выгнал старуху Долгор, когда у нее погибло несколько ягнят. Если уж мы друг другу не поможем, так кто же поможет нам?

В последнее время казначей стал говорить, что во всех страданиях бедняков виноваты маньчжурские чиновники да китайские торговцы. Стоит, мол, изгнать жадных маньчжуров и китайцев, и народ заживет хорошо, все долги скотоводов китайским фирмам будут списаны. "Уж больно разливается, точно соловей. Не верится что-то. Разве позволят батракам хоть пальцем тронуть имущество китайцев? А монастыри тоже им не уступают, в кабале держат хошун. Всем известно, что и сам казначей состоит в компании с китайскими торговцами, что он им закадычный друг. А там — кто знает, — может быть, и верно, что скоро жизнь станет легче? Дай-то бог!" — думала Того.

В людях жила неистребимая надежда на лучшую жизнь. А пока? Пока с каждым днем становилось все тяжелее; власти точно обезумели. Они придумывали все новые и новые налоги, которые аратам уже не под силу было платить.

Маньчжуры, словно чувствуя приближение часа своего падения, настойчиво стремились удержать Монголию. Для этого оккупационные войска, размещенные в Северной Халхе, спешно получали из-за Великой стены [115] Великая стена — Великая Китайская стена. самое современное вооружение, туда посылались лучшие офицерские кадры, вышколенные в офицерских училищах Японии.

В конце осени года Белой свиньи брат Ширчина уехал на осеннее пастбище, расположенное в долине Хултгэнэ. Однажды, когда Ширчин пас овец в степи, он увидел длинный караваи верблюдов. На первом верблюде сидела жена дзанги Сонома. Ширчин смутился: он был так плохо одет! Но караван быстро приближался, и Ширчин скоро оказался с женой дзанги лицом к лицу. Но без удивления поглядывала она на рваную одежду и дырявые гутулы Ширчина. Она участливо расспросила Ширчина о его жизни, достала из войлочного мешка конфеты, финики и другие сладости и протянула их юноше. Ширчин без утайки рассказал, как плохо живется ему у брата.

— Так возвращайся к нам! — предложила женщина. — Дзанги будет рад тебе. А уж о Цэрэн и говорить и нечего. После твоего отъезда она так скучала, будто с родным братом рассталась. До сих пор не может забыть тебя. Если вернешься, я сошью тебе все новое: и обувь, и одежду. А в Урге, говорят, сейчас беспокойно, — переменила она тему. — Маньчжурский амбань Сандо строит военные казармы, проводит телефон. Но говорят, что недолго придется ему пользоваться этим телефоном. — По приказу амбаня на большой китайской площади повесили на столбах керосиновые фонари, — рассказывала жена дзанги. — Свету от них чуть, а вони хоть отбавляй, лошади и верблюды шарахаются от этих фонарей. А жители возненавидели эти фонари, поразбивали их камнями. И песенку сочинили, что скоро с проклятым Сандо так же разделаются. По всей Урге идут разговоры, что и маньчжуров, и китайских чиновников, и торговцев скоро прогонят. На рынках ламы открыто говорят о том, что скоро господству маньчжурского императора придет конец, что настало время править монгольскому хану.