Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Ничего, управимся. В этом году все должны успеть. А коли сил не хватит, попросим прийти на подмогу ревсомольскую ячейку. Ревсомольцы — народ боевой, помочь семье военнослужащих не откажутся.

Цэрэн задумчиво произнесла:

— Под старость совсем другими людьми мы становимся.

— Что говорить, силы не те. Годы-то не молодые.

— Я не о том…

Шпрчин с удивлением посмотрел на жену. Цэрэн сидела молча, полузакрыв глаза. Он улыбнулся и задумался. Арканом слов хочет поймать скакуна — мысль.

— По-моему, не только мы, весь народ смотрит теперь на все по-другому. И дети и старики — все мы теперь не те, какими были прежде. Ну, дети теперь, скажем, в школах учатся. А мы, старики? Ведь мы-то не учимся.

— Нас тоже учат. Партия открывает нам глаза. Вот мы и становимся другими. Весь наш народ растет, как цветы или лес, вроде бы и незаметно, а растет. Вспомни покойного деда Батбаяра, его сына Насапбата и внучку Цэцгэ. Разве можно было их не уважать? А старого партизана Самбу и всех других, кочующих бок о бок с нами! Среди них есть и беспартийные, вот вроде меня, — улыбнулся Ширчин. — Все мы учимся и учим других. Перед нами пример Советской страны, в которой мы видим наше будущее. Вот мы все и стараемся, чтобы это будущее наступило поскорее.

Старики встали и снова принялись за уборку. Им привычна была эта работа. Когда скот уходил на пастбище, мелкий навоз, труху днем сгребали в кучи, чтобы землю под подстилкой за день как следует прогреть и проветрить. Многовековой опыт подсказывал скотоводам, что скот на таком проветренном стойбище чувствует себя лучше. Скот кочевника круглый год, в любую погоду остается под открытым небом. Подстилку раскидывают по лежбищу ровным толстым слоем, чтобы животные могли согреть себе ноги. И они так привыкают к сухой и мягкой подстилке, что ни одна корова или овца не ляжет на промерзшей, твердой как камень земле.

— Вот уж и опять сил нет! А день-то ведь только начинается, — тихо проговорила Цэрэн и в изнеможении опустилась на землю. — Что-то со мной творится, не знаю, никогда я так не уставала.

Ширчин озабоченно посмотрел на обветренное, загорелое, утомленное и словно сразу осунувшееся лицо Цэрэн.

— Что ж тут удивительного? Окот затянулся почти на месяц. Скотины прибавляется, а рабочие руки все те же. Вот вернутся сыновья со службы, они нам помогут.

— Уж приезжали бы скорей. Как я по ним стосковалась! Шутка ли, столько лет не видеть! Во время боев на Халхин-Голе всю ночь, бывало, глаз не сомкнешь. Только то и поддерживало, что не одна я маюсь, все болели душой за своих сыновей. А русским матерям еще труднее было. Их сыновья бились далеко от родины. Сколько их полегло здесь! Каждое утро на север брызгаю я в честь русского народа первинку чая. И это все, чем я могу их отблагодарить.

— А знаешь, я все думаю: нам бы с тобой побывать в Советском Союзе. Посмотреть, как народ там живет, а? Поучиться у них.

— Что мы, министры какие, ехать в такую даль? Кто нас пустит? Скажешь тоже!

— Не одни же министры ездят! Сыновья-то ведь наши учились там?

Цэрэн вздохнула:

— Ты бы лучше о другом подумал. Вот придут сыновья из армии. Не трудно ли им будет снова привыкать к юрте? Командиры ведь, на машинах привыкли разъезжать, со всеми удобствами жили. А тут со скотом возись день-деньской, ночей не досыпай, летом на солнцепеке жарься, зимой на морозе мерзни.

— Это их не испугает, — улыбнулся Ширчин, — привыкнут помаленьку. А кто же, если не наши дети, за скотом будет ходить? Для чего же мы его вырастили? Помнишь, сколько у нас скота было поначалу, когда мы с тобой только что поженились? Джантай подсунула нам старую корову с тремя сосками да двадцать семь дохлых овец и коз. Ты даже расплакалась тогда от обиды. А теперь видишь, сколько скота мы с тобой вырастили — вдвоем с ним не управиться. Одно плохо: нет поблизости ни одной аратской артели. Работаем мы с тобой по старинке, как работали наши деды и отцы. А вот сыны наши да их товарищи по-иному будут работать. Летчики, артиллеристы, танкисты, врачи, ветеринары — молодежь, получившая знания, ведь она такие чудеса будет делать, какие нам и не снились. Мне дед Самбу рассказывал, какие хозяйства он видел в воинских частях восточного края. Там и скот разводят, и хлеб сеют, и огородничеством занимаются. Пашут тракторами, хлеб убирают… эх, забыл, как они называются, эти машины, — что-то вроде комбината. Машина эта и жнет, и молотит, и чуть ли хлебы не печет. Вот вернутся наши сыновья со службы, по-другому будем жить.