Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Э-э-э, зря поторопился! Испортил нужного нам человека. Верно говорят — оплошность сперва, раскаяние потом. Я хотел только припугнуть ее, а ты… — укоризненно качал головой главарь. — Кончено теперь дело. — Он присел около потерявшей сознание девушки, пытаясь ее разорванной рубашкой заткнуть рану, из которой ключом била кровь.

Почувствовав прикосновение грубых пальцев ламы, Цэцгэ пришла в себя. Собрав последние силы, она оттолкнула ламу.

— Подлые убийцы! — крикнула она звенящим голосом. Захлебнетесь вы в нашей крови. Никакое воинство вашего злобного Гэсэр-хана не спасет вас от народной кары. Да здравствует Народно-революционная партия!

— Вырвите сердце у этой красной суки! — прохрипел главарь.

Ламы снова накинулись на девушку.

Над широкой степью поднималось солнце. Его косые лучи скользнули по лужам запекшейся крови, осветили растерзанные трупы. В маленьком загоне сиротливо мычали телята. Около них столпились недоенные коровы. От стада отделился огромный бык и, подойдя к юрте, настороженно обнюхал трупы. Шерсть на загривке у него вздыбилась. Он низко опустил огромную голову и заревел. Бык бешено рыл землю передней ногой. Коровы, почуяв запах крови, протяжно, жалобно замычали. Эхо разнеслось над степью, залитой утренним солнцем.

Оглянись кругом — неоглядная степь без конца и края. Она жарко дышит полуденным зноем. В дрожащем мареве призрачными кажутся стада джейранов. Головки житняка жадно тянутся вверх, к солнцу. Сочный пырей темнеет густой веленью. Покачиваются лохматые метелки ковыля. Резкие запахи богородской травы и полыни перебивают нежный аромат стенного разнотравья. Распластав крылья, в высоком небе кружат коршуны. Большекрылые черные аисты стайкой летят куда-то.

Разморенная жарой, Цэрэн ехала шагом, поднимаясь на перевал. Впереди показался какой-то всадник со спущенным с правого плеча дэлом. Она сразу узнала его — Дуйнхар! Вспомнилось, как заставлял он Ширчина отдать ему приглянувшегося иноходца.

Немало времени минуло с той поры, сколько событии и перемен произошло! Взять хотя бы бунт лам против народной власти. К этому мятежу оказались причастными многие покровители Дуйнхара в аймаке и в Улан-Баторе. Да и у самого бывшего председателя бага рыльце оказалось в пушку. Он лет пять пропадал где-то. "Уехал перевоспитываться", — шутили скотоводы. Этой весной он вернулся, но его трудно было узнать: постарел, похудел, приторная улыбка не сходила с лица. Со всеми, на кого раньше и не смотрел, теперь он любезно раскланивается.

"Сейчас опять начнет лебезить", — с отвращением подумала Цэрэн. И верно. Дуйнхар издали закивал, растягивая свой беззубый рот в фальшивой улыбке. А подъехал поближе — засыпал любезностями.

— Что поделывает Ширчин-гуай? Здоровы ли вы? В порядке ли скот? Хорошо ли прошло лето на пастбище? Что слышно нового?

Дуйнхар заискивающе заглядывал в лицо Цэрэн. Выгоревшая на солнце войлочная шляпа съехала на затылок, обнажив потный шишковатый лоб.

— Ширчин — с табунами, мне ничего не делается, ничего нового не слышно, скот здоров, — отвечала односложно Цэрэн, стараясь не ехать с подветренной стороны — от грубых сапог Дуйнхара несло нестерпимой вонью застарелого пота.

— Мы теперь кочуем почти рядом с вами. Будет случай — заезжайте к нам, жена будет вам рада. Соседи должны жить душа в душу. Сказал бы "добро пожаловать", да так принято говорить у нойонов, а я их язык не уважаю. Хе-хе-хе! — Дуйнхар рассмеялся.

— А с богачами да с чиновниками-феодалами дружить вроде не боитесь? — не удержалась, чтобы не поддеть его, Цэрэн.

— Что вы, что вы, да разрази меня гром, чтобы я теперь… Мне ведь тогда левые уклонисты голову вскружили, и я был вынужден выполнять их распоряжения как председатель бага. Да и что с меня спрашивать, в политике я тогда неважно разбирался. А вот теперь маршал Чойбалсан раскрыл всю их тактику и философию, можно сказать, глаза нам всем открыл.

Уловив, что его "ученая" речь не производит на Цэрэн никакого впечатления, Дуйнхар переменил тон и начал заискивающе просить:

— Так заезжайте к нам! Может, сейчас завернете? Я бы вас проводил…

— Потом как-нибудь, некогда сейчас, надо домой скорее. Дочку одну оставила домовничать, неспокойно на душе, — ответила Цэрэн и повернула коня к дому.