Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Хорошо!

Балбар и управляющий Гомбо, почтительно кланяясь, попятились к выходу.

У дурной вести, говорят, быстрые ноги. В кочевьях во весь голос заговорили о злодейском убийстве ревсомольца Чулуна. Ни покаянные поклоны Лодоя в княжеском монастыре, ни десяток овец, которыми он пытался задобрить мать погибшего, ни старания друзей-богатеев не могли погасить возмущения аратов и оправдать Лодоя в их глазах. Решение судебного отдела хошуна, утвержденное председателем Лха-бээлом, о наложении на убийцу штрафа в двадцать один лан вызвало бурю всеобщего негодования.

"У богача десять тысяч овец, а за убийство единственного сына несчастной бедной старухи его, приговорили к такому смехотворному штрафу. Какое издевательство над материнским горем! Теперь не старое время. Это прежде нойоны могли безнаказанно насмерть забивать крепостных", — негодовали араты.

Приговор опротестовали партийная и ревсомольская ячейки. Но Лха-бээл, рассчитывая на поддержку влиятельных князей и чиновников в аймаке и в Урге и полагая, что за смерть нищего не следует строго накалывать такого почтенного человека, как Лодой, отклонил протест и заявил высокомерно:

— Я знаю свои обязанности и права, в советах не нуждаюсь и подчиняюсь не ревсомольской ячейке, а председателю аймачного управления и министру внутренних дел.

Но неожиданно из всех четырех сомонов пришли грозные вести. Они поразили Лха-бээла как гром среди ясного неба. "Презренная трава колет зад", — встревоженно подумал государственный правитель, ознакомившись с донесениями.

Письма привезли гонцы, на конвертах были нарисованы птицы с надписью "лети, лети".

Согласно статье двадцать пятой нового положения о местных органах власти, все четыре гомона требовали созыва чрезвычайного хошунного хурала.

Всего досаднее, что из всех двадцати депутатов хошунного хурала дворян было только двое, да и те по совету недоброй памяти Чулуна давно сняли джинсы с шапок, а в числе остальных — четыре члена Народной партии и шесть ревсомольцев.

Лха-бээл все еще не терял надежды, что монастырские ламы если не всех, то большинство делегатов сумеют обработать. Он предложил разместить их по юртам монастырских лам. Но старый партизан Самбу вовремя раскусил хитрый ход и настоял, чтобы для делегатов поставили специальные юрты.

Лха-бээл был вынужден уступить. Но не все еще было потеряно. Осталась надежда на доклад. Он поручил чиновнику Балбару и Гомбо-дзахиракчы составить доклад без сучка без задоринки, чтобы делегатам не к чему было придраться.

Пока чиновники корпели над докладом, прибывали делегаты. Первым приехали старый, совсем уж седой Батбаяр и его четыре товарища по сомону. Батбаяру минуло восемь десятков, но это был еще бодрый старик. Открытое честное лицо его светилось добродушием. Мудрая и какая-то просветленная благожелательность белого как лунь старца привлекала к себе сердца.

Как всегда, весел и оживлен был старый Лузан.

На замечания, что его-де и годы не берут, он отшучивался:

— Меня посланец Эрлнка за хромоту забраковал.

Узнав о прибытии Батбаяра, Лузан поспешил навестить почтенного старца. Он очень любил и уважал Батбаяра.

Из сомона Чулуна делегатами приехали три ревсомольца и два старых добродушных тайджи, те самые, что сняли с шапок джинсы, следуя совету Чулуна.

В числе делегатов Гобийского сомона был и Ширчин. Узнав, что и дед Батбаяр находится среди делегатов, он очень обрадовался.

Заседания хурала происходили в большой юрте хошунного управления. Два десятка делегатов из четырех сомонов чинно расселись в обеих половинах юрты. Открывая заседание, Лха-бээл по древнему обычаю надел шапку. Следом за ним надели головные уборы все делегаты. Большинство из них впервые участвовали в заседаниях хошунного хурала. Огромная юрта хошунного управления когда-то их пугала, они входили в нее робко, со страхом перед нойонами-чиновниками.

Попробуй кто-нибудь из них три-четыре года назад проехать мимо ставки грозного нойона верхом на коне — немедленно получил бы двадцать пять ударов бандзой.

А сегодня, открывая заседание, этот самый нойон надел перед ними шапку. Словно перед Небом. Ведь это только Небу при жертвоприношении не положено показывать обнаженную голову, поистине настали удивительные времена.

Лха-бээл произнес пространную речь о священных правах народа и своем уважении к ним. Долго он ходил вокруг да около. Наконец он сказал, что им нужно избрать председателя. Сидевший в восточной половине юрты старик Лузан, откашлявшись, назвал кандидатуру старейшего делегата, члена Народной партии Батбаяра; заместителем он предложил избрать вдову Тансаг, а секретарем — члена Народной партии Данигая.