Бямбын Ринчен - Заря над степью

Алое знамя, покрытое неувядаемой славой боевых походов! Под ним монгольские воины сражались и побеждали вооруженного до зубов врага, иногда во много раз превосходившего их числом. И гамины и белогвардейцы не раз испытали на себе разящую силу народной армии. И вот она, победоносная, выступает стройными рядами под шелком алых знамен, под эмблемой свободы и независимости.

Тысячи горящих глаз были устремлены на простое мужественное лицо легендарного полководца, организатора и вождя Народной партии и подлинно народного правительства. Это он в годину грозных испытаний, когда решалось будущее монгольского народа, связал его судьбу с судьбой страны Советов, поверил в победу великого героического русского народа, ведомого гением Лепина. Он поверил в нее тогда, когда вся американская, английская и китайская печать предвещали близкий и неизбежный крах советской власти.

Сухэ-Батор с удовольствием смотрел на жителей столицы, вышедших навстречу народной армии. На открытом мужественном лице сияла радость.

Звучала "Шивэ Кяхта" — песня о первой победе народной армии. Ее сложил пулеметный расчет после взятия Кяхтинской торговой слободы. Песню начал хуурчи Гавар, ее подхватил весь расчет, а сейчас победную песню пела вся колонна. Ургинцы с восторгом слушали.

Потом зазвучала новая мелодия. Это играл ехавший в строю автор песни "Аэроплан" Дугаржав. Солдаты дружно подхватили:

Вечером молодежь на улицах города распевала первую песню цириков народной армии.

Сухэ-Батор, выбирая место для размещения правительства, остановился на доме бээса Цогтбадмаджаба из рода Баатад, знаменитого в истории Монголии. Предки бээса жили у берегов Хухунора. Дом был европейского образца, с большим двором и пристройками. С Цогтбадмаджабом, потомственным военным, Сухэ-Батор был знаком еще со времени службы в Хужир-Булане. Сухо-Батору предстояло отправиться в Зеленый дворец на северном берегу Толы, нанести визит богдо-хану. В период борьбы за освобождение Монголии с иноземными империалистическими захватчиками, с войсками белогвардейских банд барона Унгерна, когда нужно было просить помощи у страны победившего Октября, потребовалось письмо с печатью хана Монголии, и Сухэ-Батор получил его с помощью находчивого учителя Жамьяна, состоявшего в революционном кружке и в свое время научившего Сухэ-Батора грамоте.

Нужно было ехать к богдо еще и потому, что продолжало существовать "ургинское восстановленное правительство" наряду с Временным народным правительством, созданным после победы народной армии.

Как только в Зеленом дворце заметили приближающуюся делегацию народного правительства, там началась суматоха; придворные ламы, прислуга, привратники сновали взад и вперед, еще бы — пожаловал великий полководец народной армии. Сухэ-Батора встретили с поклонами и препроводили в приемный зал, согласно всем правилам церемонии. "Высочайшего утверждения свода законов Монгольского государства". Богдо-хан восседал на троне с перламутровой инкрустацией, рядом на таком же троне сидела его супруга, мать-покровительница государства.

Богдо был в парадных одеждах и украшениях, которые он надевал для особо важных приемов. Глаза его уже почти ничего не видели, и, чтобы скрыть это, он надел большие очки с дымчатыми стеклами. Как все слепые, он напряженно прислушивался, боясь пропустить хоть один звук.

Согласно церемониалу, пожаловавший на прием главком Сухэ-Батор и сопровождающие его министры подошли к богдо, чтобы получить благословение его десницы, а затем направились туда, где обычно сидят министры, прибывшие на прием. Выждав, пока министры займут свои места, богдо, не меняя позы, по-прежнему напряженно вытянув шею и прислушиваясь, хриплым голосом спросил:

— Как здоровье полководца? Благополучен ли был ваш путь?

— Удача сопутствовала нам, все великие дела народные, что были задуманы, исполнены.

Когда были исчерпаны все слова, положенные при официальной церемонии, полководцу преподнесли угощение. Пробуя угощение, Сухэ-Батор отметил, что богдо сильно постарел, а лицо матери-покровительницы расплылось и обрюзгло.

Мать-покровительница не сводила глаз с мужественного полководца Сухэ, воинская доблесть которого была известна повсюду. В парадном одеянии, затканном драгоценно-стями, она, не шелохнувшись, восседала на инкрустированном перламутром троне. И хотя она напоминала изваяние бурхана, на лице ханши читалась какая-то мучительная мысль.