Николай Богданов - Великие дни. Рассказы о революции

"Ты знаешь, чем занимается твой хозяин?" — спросил он.

"Он адвокат…" — ответила я.

"А что это такое?" — спросил он.

"Защищает по суду".

"Кого защищает?"

"Людей".

"Каких людей?"

Я не знала, что сказать. Каких людей? Я видела этих людей. Они приходили и уходили. Они были разные, а он хотел, чтоб я о них сказала что-то одно. Я не знала, что сказать.

"Богатых людей", — сказал он, опустив легко и быстро кулак, точно заколотив гвоздь, и он встал и прошел по комнате. На нем были довольно смешные, серые в полоску, мятые брюки, порванные книзу. "Зашить бы…" — подумала я самой какой-то боковой мыслью. "Богатых людей… — повторил он еще раз. — Купцов. Фабрикантов. Мельников. А много ли ты видела мужиков или мастеровых, которых бы он защищал?" — спросил он.

"Не видела", — ответила я, а сама удивлялась, так как слова этого человека ничего нового мне не говорили, они указывали на то, что я сама видела, но о чем думала как-то неясно, точно во сне, а он сейчас расталкивал мои мысли, как расталкивают заспавшегося человека.

"Та жизнь, которая была раньше и которую мы уничтожаем, — сказал он, — держалась на праве сильного. Сильные всегда хотят съесть слабых. Самым слабым считается тот, у кого имущества меньше. Ты деревенская?"

"Да".

"Ну, так ты знаешь этот порядок — богатый мужик давит бедного".

Он подтвердил свои слова молчанием. Я тоже молчала. Это было верно, говорить мне было нечего.

"У твоего барина ремесло состоит в том, чтобы помогать сильным, то есть богатым, грабить бедных так, чтобы бедные соглашались, чтоб их грабили. Ты подумай… — сказал он, подходя ко мне, и, засунув руки в карманы, заглядывал мне в глаза выпуклыми, горяче-карими глазами. — Ты подумай: ведь бедных-то больше, чем богатых, ведь если бы они все поняли обман, они бы выгнали богатых. Но они не выгоняют. Почему? Потому что богатые умеют уговорить бедных, что это так надо, чтоб рабочие работали на фабрикантов, а крестьяне — на помещиков, на кулаков. Надо задурять, надо доказывать, что это так и нужно, и для этого существуют такие люди, как твой барин, — адвокаты, защитники… И чем больше имущества, чем больше денег получает барин, тем лучше он защищает… Но бедные по темноте, по невежеству хотя и дают себя грабить, но они ж понимают, что их грабят? Верно?"

Я кивнула головой. Все, что он говорил, было очень ясно и правильно, но я не привыкла, чтоб слова были такие правильные, я привыкла, что словами обманывают, усыпляют, хитрят. А вдруг здесь тоже обман? Ведь он каторжник, конокрад…

Прищурившись, я посмотрела на него, — он говорил быстро, с какой-то широкой добротой, яростно и весело скаля свои большие зубы, потрясая кулаками:

"А нас мильоны, понимаешь, мильоны народа! И нам надо не слушать их уговаривающие слова, а больше смотреть за их грабительскими делами. У них право силы. Ну что ж, — ощерясь, сказал он. — сила так сила. Если мы все, пролетарии всех стран, соединимся, мы будем тоже сила…"

Так объяснял он мне революцию. Он объяснял моего барина. И я видела его ясно, лучше чем когда-нибудь.

"Теперь вот твой барин и еще такие же образованные господа, защитники капиталистов, хитрыми речами пытаются опять уговорить рабочих и крестьян надеть ярмо на шею. Они держатся так, точно они за революцию. Это хитрость: если они не будут так держаться, кто ж им поверит? Но они ненавидят восставший народ и готовы ему надеть ярмо на шею".

И как только он это сказал, я вспомнила разговор барина и барыни… И я покраснела, словно опять услышав, как они говорили обе мне… Но теперь я что-то поняла в их словах… Рассказать ему об этом? Но я вспомнила, что они о нем говорили, и как-то совестно было ему это повторить. Шутка ли дело — сказать человеку, что его считают конокрадом!

"Он, верно, не конокрад… — подумала я. Но он, правда, весь черный, смелый, тонкий, был похож на цыгана. — Если он даже и воровал когда лошадей, то, верно, по большой нужде и не иначе как у богатых", — подумала я.

Разговор у нас был долгий, но говорил больше он, а я молчала и только спросила, почему в газете ругают бога. Тогда он стал говорить про бога и про попов то, что вы все знаете, но я этого сильно испугалась и не слушала его, хотя и кивала головой.

"Уж на что ваша сестра забитая и напуганная, а и то на прошлом собрании у нас было двадцать три человека. Но каждая из них обещала на следующее собрание привести по десять. Если наполовину сдержат слово, и то здорово. Ты приходи завтра сюда, в Совет. Обязательно приходи… Мы подымем такую волну!"