Ефим Черняк - Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

— Я сделаю все, что посоветует мне Господь, — последовал ответ. — Иди с миром и молись Богу.

Жаклин попыталась напомнить, что королю грозит опасность.

— Короля хорошо охраняют, занимайтесь своими делами или вас обвинят как участницу заговора, — угрожающе заметил святой отец.

Он, видимо, смягчился лишь после того, как Жаклин заявила, что сама поедет в Фонтенбло и обвинит иезуита в том, что он желает смерти короля. Монах ласково пообещал принять меры и, видимо, принял.

От д’Эскоман неожиданно потребовали уплаты значительной суммы за содержание ее сына. Жаклин не имела таких денег, и ей пришлось взять ребенка у воспитателя. Но куда его вести? Она приняла отчаянное решение оставить малыша на улице в надежде, что его подберет какая-нибудь добрая душа. Но за всеми действиями Жаклин внимательно следили. Она была немедленно арестована и долгое время кочевала из одной тюрьмы в другую. Подкидывание ребенка каралось смертью. Правда, судьи сжалились над д’Эскоман и отправили в монастырь, где она должна была содержаться за счет мужа. Была ли эта снисходительность результатом мягкосердия или платой за молчание? Д’Эскоман во время своего процесса ни одним словом не обмолвилась о заговоре. Судьи так и не узнали, что Жаклин в тюрьме сумела поговорить с аптекарем королевы и поведать ему о готовящейся измене.

Это предупреждение, вероятно, не достигло Генриха. Однако он получил и другое. Королю был представлен прибывший из Италии Пьер де Жарден, именуемый капитаном Лагардом. Этот офицер, в прошлом участник мятежа Бирона, привез рекомендательное письмо от французского посла в Риме. Типичный ландскнет, Лагард пережил множество приключений. В Неаполе судьба свела его с французскими эмигрантами, непримиримыми сторонниками лиги, людьми, замешанными в различных заговорах против Генриха IV. Один из эмигрантов лейтенант Лабрюйер представил капитана иезуиту Алагону, дяде испанского министра герцога Лермы. Беседуя с Лагардом, иезуит распространялся о враждебных планах короля против церкви и потом прямо предложил 50 тыс. экю, если капитан сумеет убить Генриха и таким образом избавить мир от нечестивого монарха. Лагард попросил время на размышление и ускорил свой отъезд. В Риме он через общих знакомых добился свидания с французским послом. Тот, сразу поняв не только значение сведений, сообщенных ему Лагардом, но и опасность того, что от капитана постараются избавиться, включил его в свиту великого маршала Польши, отправлявшегося в Париж.

Лагард утверждал, что герцог д’Эпернон — в это время генерал-полковник пехоты — вел секретную переписку с графом Баневентом, испанским вице-королем Неаполя. Капитан показал и письмо Лабрюйера, где прямо говорилось о планах покушения на Генриха IV. Гасконец поблагодарил Лагарда и посоветовал сопровождать великого маршала в его предполагаемой поездке по различным странам Европы. В Париже человеку, рискнувшему раскрыть планы испанцев и иезуитов, оставаться было неблагоразумно.

Генрих получил известие из Рима, что граф Фуентес, рассуждая о желательности вновь разжечь религиозную войну во Франции и отвечая на замечание, что это нелегкая задача, бросил такую фразу:

— Напротив, это очень простое дело, король часто ездит в открытой карете…

Из Мадрида французский посол доносил, что его флорентийский коллега знает в деталях все намерения Генриха и что секретные гонцы постоянно пересекают испано-французскую границу. Испания и Австрия были уверены, что со смертью Генриха будет проложена дорога к союзу с Францией, что резко укрепит преобладающее положение Габсбургов. Папа, не желавший такого усиления Испании и императора, не менее, однако, страшился надвигавшегося конфликта этих держав с Генрихом, при котором союзником Франции выступили бы Англия, Голландия и протестантские князья Германии. Этот конфликт, исходя из своих интересов, пытались предотвратить различные фракции испанской партии — Мария Медичи и Кончини, маркиза Верней, герцог д’Эпернон. В Париже и других частях страны кем-то усиленно распространялись слухи о намерении короля свергнуть с престола римского папу, о зловещих знамениях, даже о готовящейся «гугенотской Варфоломеевской ночи» для католиков.

Эти темные слухи с жадным вниманием ловил Равальяк. Он убежден, что народ жаждет смерти тирана. Ангулемец снова появляется в Париже и дважды пытается проникнуть в Лувр, но пока еще не для того, чтобы убить короля; прежде всего он стремится спасти заблудшую душу Генриха. Стража не пропускает мрачного верзилу, требующего свидания с королем. Когда Равальяк приходит в третий раз, караульные приводят его к своему начальнику, лейтенанту де Кастельно. У Равальяка к ноге, ниже колена, привязан нож. Кастельно в нерешительности, он вызывает своего отца де Лафорса, капитана гвардии. Тому, истовому протестанту, тоже кажется подозрительным мрачный рыжеволосый великан, требующий допустить его к королю.