Маркиза уехала из столицы, а к д’Эскоман вскоре явился мрачного вида мужчина, принесший лаконичное письмо от герцога д’Эпернона, в котором значилось: «Я Вам его рекомендую. Позаботьтесь о нем». Незнакомец разъяснил, что ему поручено ведение одной тяжбы, для разрешения которой просил содействия маркизы Верней. Д’Эскоман впоследствии утверждала, что этот человек назвался Равальяком. А когда в руках д’Эскоман очутилось письмо, адресованное Государственному совету в Мадриде, она решила действовать. Д’Эскоман связалась с некоей мадемуазель де Гурне, которую считали духовной наследницей Монтеня. А та сумела добиться для Жаклин аудиенции у герцога Сюлли, ближайшего друга короля. Сюлли в очень осторожных выражениях рассказал Генриху о новом заговоре, о котором стало известно из столь сомнительных уст. А Генрих, не желавший ссориться с фавориткой, лишь мимоходом, вручая очередные драгоценности, упрекнул за бесполезные интриги!
Хотя Генрих не упомянул об источнике своей осведомленности, маркиза сразу заподозрила Жаклин. Но потом фаворитка сочла, что у ее служанки не хватило бы ума и смелости для того, чтобы пробиться к королю и донести на свою госпожу. Поэтому маркиза лишь удалила д’Эскоман от себя и отдала на выучку к своему агенту в придворном штате королевы к уже знакомой нам Шарлотте дю Тилле. Подозрение постепенно исчезло. Жаклин осталась в курсе дальнейших действий заговорщиков, заделавшись ближайшей наперсницей дю Тилле.
Пока медленно зрел заговор, в который оказались вовлеченными окружение королевы и главная фаворитка, Беарнец коротал время среди многих других привязанностей. И Мария Медичи, и маркиза Верней обходили презрительным молчанием эти мимолетные связи, не оказывавшие влияние на тайную борьбу за власть. Однако всему приходит конец.
Как-то раз суеверная королева пожелала иметь гороскоп своего младшего сына, обратившись за помощью к старому Руджиери, тому самому астрологу, который, если верить ходившим слухам, заранее предсказал ошеломленной Екатерине Медичи правление трех ее сыновей — Франциска II, Карла IX и Генриха III и последующее вступление на престол Генриха Наваррского. Многоопытный итальянец, передавая гороскоп Марии, заметил стоявшему рядом королю: «Я убежден, что вас скоро ждет новая любовь, и вы забудете или покинете все старые привязанности».
Конечно, Руджиери в данном случае не требовалось особенно напрягать свои способности оракула. «Бес в ребро», который по известной пословице сопровождает седину в голове, никогда не покидал короля. Вскоре, в январе 1609 года, он оказался у ног дочери коннетабля Монморанси, молоденькой Шарлотты. Генрих был человеком действия. Он быстро расстроил намечавшийся брак Шарлотты с одним из своих приближенных, Бассомпьером, по-дружески разъяснив ему: «Если ты женишься, и она тебя полюбит, я тебя возненавижу. Если она полюбит меня, тогда ты меня возненавидишь. Я решил выдать ее замуж за моего племянника Конде и сделать приближенной моей жены… Своему племяннику, который молод и предпочитает охоту женщинам, я буду ежегодно выдавать сто тысяч ливров на развлечения».
Бассомпьер, человек вежливый, не стал выдвигать бесполезных возражений, но Генрих, принц Конде, первоначально согласившийся, стал подумывать, как донесли королю, не сбежать ли в приют всех заговорщиков — в Испанию. Генрих прибег к новым заманчивым обещаниям, потом перешел к угрозам, и принц капитулировал. В мае 1609 года состоялось бракосочетание. Казалось, все устроилось к общему удовольствию. Однако после свадьбы Конде неожиданно снова взбунтовался и окружил супругу неусыпным надзором, а потом вдруг увез из Парижа. Генриху лишь один раз удалось увидеть Шарлотту, помчавшись для этой цели в Амьен, где на короткое время остановились молодожены. А еще через несколько дней Конде увез Шарлотту за границу, во Фландрию. Принцу помогла осуществить побег испанская разведка.
Испанский наместник, эрцгерцог Альберт, противник войны с Францией, не знал, что и делать со знатными беглецами, выдачи которых сразу же стал требовать Генрих. Потерявший голову любовник на время победил в Генрихе осторожного политика. Он открыто обвинял Испанию в заговорщических связях с принцем. Это был один из редких случаев, когда обвинение против Мадрида не вполне соответствовало действительности, и посол Филиппа III дон Иниго де Карденас заявил резкий протест. (Генрих потом утверждал, что Карденас за пять дней до бегства принца предупредил об этом испанское правительство.) Отношения между Парижем и Мадридом заметно обострились. На решение эрцгерцога не выдавать принцессу явно повлияли тайные просьбы Марии Медичи и маркизы Верней. Ни той ни другой не улыбалась перспектива утверждения влияния новой фаворитки, представительницы целого дворянского клана. Разве не ясно было к тому же, что Генриха столь же мало остановил бы развод, как и перемена религии. Опасность для Марии Медичи становилась вполне реальной, и это отлично поняли Кончини.
Читать дальше