Ефим Черняк - Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

Между тем специальный королевский уполномоченный в Брюсселе де Кевр после неудачных попыток добиться выдачи принцессы предложил Генриху организовать ее похищение. С Шарлоттой поддерживался постоянный контакт через супругу французского посла де Берни и фрейлин принцессы. В ночь с 13 на 14 февраля она должна была переодетой выскользнуть из дворца, ее ожидали бы два десятка вооруженных всадников. Весь большой отряд должен был галопом мчаться к французской границе… 13 февраля в 11 часов утра всадник на взмыленном коне остановился у ворот дворца. Это был курьер от испанского посла во Франции. Он предупредил о предстоящем бегстве принцессы. Сразу же были приняты чрезвычайные меры предосторожности, похищение не удалось. Генрих громко объявил, что Шарлотта — это новая Елена, из-за которой началась Троянская война.

…И в эти самые месяцы, когда разыгрывалась подобная мелодрама, часто граничившая с фарсом, в котором Генрих выступал в роли престарелого фавна, другой Генрих — тонкий политик и дипломат — продолжал осуществлять свой «великий план» подрыва габсбургской гегемонии в Европе.

Некоторые исследователи, будучи не в состоянии отождествить потерявшего голову селадона с дальновидным политиком и полководцем, начали задумываться, не путают ли они причину и следствие. Быть может, попытки вызволить принцессу Конде не усилили воинственность короля, а были лишь благовидным прикрытием широко задуманных политических планов? Как бы то ни было, эти попытки на деле лишь усилили тревогу всех, кому угрожали далеко идущие намерения Генриха и кто мог выиграть от его устранения.

…Город Ангулем немало испытал, когда герцог д’Эпернон как генерал Генриха III был осужден в городе местными буржуа, сторонниками лиги, в годы религиозных войн. Войны и сопровождавшие их лишения только укрепили фанатический католицизм его жителей, враждовавших с протестантами, которые населяли окрестные места. В числе пострадавших был писей городской ратуши Равальяк. Его сыну Жану Франсуа с детства привили ненависть к гугенотам и их вождю, ставшему потом королем Франции. С 18 лет он заделался стряпчим и не раз бывал по делам в Париже. Этот мрачный, богатырского вида детина, с рыжей шевелюрой, не отличался умом. Равальяк все время находился во власти религиозной экзальтации, собирался вступить в иезуитский орден, но не был принят святыми отцами. Потом он был брошен за долги в тюрьму, откуда вышел еще более возбужденным и уверенным в своей миссии осуществить божественное правосудие. Во время нередких галлюцинаций ему слышались трубные звуки, призывавшие к мести. Он жадно внимал проповедям, осуждавшим королевскую милость, оказываемую гугенотам, читал произведения сторонников лиги, объявлявшие богоугодным делом убийство антихриста на троне. Вероятно, уже тогда к Равальяку приглядывались, понимая, что придурковатый малый может послужить отличным исполнителем чужой воли. Впоследствии вскрылась одна чрезвычайно важная деталь. Уже знакомая нам мадемуазель дю Тилле — та самая, которой маркиза Верней поручила шпионить за королевой, — призналась, что знала Равальяка и несколько раз подбрасывала ему различные подачки. А д’Эскоман утверждала, что все это происходило весной 1609 года и что в разговорах с нею Равальяк открыто говорил о своем намерении убить короля.

Как раз в это время должен был отправиться очередной курьер в Испанию. Жаклин д’Эскоман сделала еще одну попытку сообщить о подготовляемом заговоре. На этот раз она решила обратиться прямо к Марии Медичи. Жаклин попросила королевскую камеристку сообщить своей госпоже, что она задержала на сутки письма, адресованные Государственному совету в Мадриде. Ответ, который принесла камеристка, сводился к тому, что королева на три дня уезжает в Шартр и только после возвращения сможет поговорить с посетительницей. Д’Эскоман не могла, не возбуждая подозрения, задержать пакеты на столь долгий срок, и они были отправлены в Мадрид. Однако через три дня Жаклин вновь явилась в апартаменты Марии Медичи. Время приема не было указано. Потекли томительные часы ожидания. Под вечер Жаклин сообщили, что королева забыла о своем обещании принять ее и уехала в Фонтенбло. Жаклин все же не оставила своих усилий. Через несколько недель она попыталась сделать еще один шаг: верующая католичка, она решила известить обо всем королевского духовника отца Коттона. Д’Эскоман отправилась в резиденцию иезуитов и попросила свидания с Коттоном, но его не было дома. На следующий день та же картина. Оказывается, отец Коттон тоже отбыл в Фонтенбло. По настоятельному требованию д’Эскоман принял другой важный иезуит. Жаклин, изложив ему все, ставшее ей известным о заговоре, попросила известить короля.