Ефим Черняк - Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

Его ожидало там и то и другое. Но смерть пришла много позднее, уже после того, как он стал фактическим правителем Франции во время регентства Марии Медичи, когда пистолет капитана де Витри прострелил ему череп, а голова Галигаи, обвиненной в убийстве Генриха IV, скатилась под секирой палача. А пока что супруги Кончини могли, как хотели, вертеть недалекой супругой короля, значение которой сильно возросло после рождения дофина. Она с восторгом слушала бесчисленные рассказы, которыми развлекал ее Кончини, и щедро делилась с Леонорой тем золотом, которое настойчиво вымогала у скуповатого мужа.

Между Марией Медичи и маркизой Верней шла открытая война. Однако от внимательных наблюдателей не укрылось, что супруги Кончини были готовы за спиной у своей повелительницы завязать связи с партией маркизы. Семейство фаворитов королевы, так же как фаворитка короля, могла только выиграть от устранения Генриха. Генриетта, как уже говорилось, имела своего человека в окружении королевы. Это была пожилая придворная дама — Шарлотта дю Тилле, которая в молодости была любовницей, да и позднее сохранила тесную дружбу с герцогом д’Эперноном. Этот знатный вельможа, всесильный временщик при правлении последнего Валуа, в последний момент религиозных войн переметнулся на сторону Генриха IV, сохранив в результате свои огромные владения и должность королевского губернатора многих важных крепостей. Он с 1595 года был агентом Испании, участвовал и в заговоре Бирона, и в комплотах маркизы Верней, но у Генриха не было прямых доказательств виновности герцога. Генрих не раз задевал интересы д’Эпернона, например, поместив своих солдат в крепости Мец. А главное, герцог втайне презирал выскочку-короля, ненавидел Сюлли, мечтал о первом месте в государстве, которое он мог бы получить как регент при малолетнем дофине. Это был еще один участник пока еще молчаливого союза между главными силами, надеявшимися выиграть от смерти короля. Их объединяла и установленная по разным каналам связь с Мадридом.

Кончини обеспечивали испанский двор подробной информацией, пересылая ее через великого герцога Тосканского. Многое из этих новостей супружеская пара узнавала из-за неосторожности самого Генриха, не всегда умевшего держать язык за зубами.

Однако было ли действительно лишь безмолвным соглашение между Кончини, маркизой Верней и герцогом д’Эперноном?

В Париже жила в это время некая Жаклин — «демуазель» д’Эскоман — так именовали ее, чтобы подчеркнуть, что она не принадлежит к благородному сословию, хотя и носит дворянскую фамилию мужа. Эта уроженка деревни Орфен, некрасивая, с небольшим горбом и прихрамывающей походкой, умела, несмотря на природные недостатки, нравиться мужчинам. У нее был дар вести приятную, остроумную беседу. Впрочем, замужество Жаклин оказалось неудачным. Ее муж, гвардейский солдат, не только жестоко избивал несчастную женщину, но и принуждал заниматься проституцией, а потом бросил ее с ребенком без всяких средств к жизни. Однако Жаклин не растерялась. Отдав ребенка на воспитание, она сумела после нескольких неудач устроиться в дом к сестре маркизы Верней и быстро стать незаменимым человеком в организации любовных свиданий и выполнении других секретных поручений своей хозяйки. А та вскоре уступила столь полезную служанку самой маркизе. Неожиданно для себя Жаклин оказалась в самом центре оживленных политических интриг, которыми продолжала деятельно заниматься бывшая фаворитка Генриха.

В конце 1608 года на Рождество толпа народа заполнила церковь Святого Иоанна на Гревской площади. Под ее высокими сводами гремел голос проповедника отца Гонтье, обличавшего замыслы короля против папы, наглость еретиков, угнетавших верных сынов церкви. Во дворце иезуит Коттон рассыпался в комплиментах, а здесь его собрат по ордену, который славился непоколебимым единством действий, предрекал устрашенным парижанам ужасы апокалипсиса под управлением лицемерного монарха, не очистившегося от скверны.

Богомольная маркиза ежедневно в сопровождении Жаклин посещала церковь Святого Иоанна. Но на этот раз обличительным речам отца Гонтье внимал еще один пышно одетый вельможа, герцог д’Эпернон. Он, разумеется, с церемонной вежливостью поспешил выразить почтение знатной даме. Под аккомпанемент громоподобных пророчеств иезуита между ними завязался негромкий разговор, который для всех присутствующих казался привычной, ничего не значащей светской болтовней случайно встретившихся знакомых. Для всех, кроме Жаклин, которая внимательно следила, чтобы ни одно слово из этого разговора не донеслось до толпившихся неподалеку прихожан. Однако сама д'Эскоман была потрясена услышанным: маркиза и герцог самым деловым тоном обсуждали планы убийства Генриха IV. Эти планы ужаснули «демуазель д’Эскоман», еще не вошедшую вполне в роль политической заговорщицы. Ей стало казаться, что она предназначена судьбой спасти короля и государство.