Геннадий Прашкевич - Хромой пастух

«Будете платить шкурками и шкурами», — сказали аманатам чужие.

А Кутличану сказали: «Встанешь — переведем тебя в другую урасу. Все несут ясак, все нам задолжали. И ты понесешь».

Ответил через духа дудки-омока: «Мне нечем».

Сказали: «Тогда будешь пасти олешков».

Сказал: «Я совсем хромой».

Сказали: «Значит, не убежишь».

Сказал: «У меня дело большое есть».

Разрешили сказать: «Тогда говори какое».

«Девушку Ичену хочу вернуть».

Спросили: «Зачем тебе это?»

Ответил: «Так должно быть».

Сказали: «Так не будет».

Добавили: «Теперь так не будет».

Удивился: «Почему так?»

«Тунгусы у нас под защитой. Тунгусы нам ясак несут».

«Это что значит? Я, может, тоже понесу то, что вы так называете».

«Ты сам сказал, что тебе нечем. А тунгусы исправно несут ясак, склонились. Шкурками и шкурами несут. Мясом и жирной рыбой. Девушка Ичена принадлежит им, значит, она тоже под нашей защитой. А тебя кто защитит?»

Кутличан ответа не знал.

Спросил: «Откуда пришли?»

«С заката. Из-за лесов».

«Там нет никого».

«Кто говорит?»

«Ворон».

«Убей его».

«Не могу убить».

«Тогда не спрашивай».

«Я девушку Ичену ищу».

«Девушка Ичена теперь под нашей защитой».

«Все равно я приду на имя тунгуса Ириго и отправлю его к старухе стражнице».

Так Кутличан думал про себя. «Глупые таньга. Берут ясак. За паршивые шкурки и шкуры отдают железный котел, которому век служить». Шептал про себя: «Солнце-мать, твоим теплом нас согрей. Приходящее зло в сторону направь». Закрывал невидящие темные глаза, будто прятался от всех, от всего мира.

Но однажды встал.

А потом чаще стал вставать.

Таньга такому радовались: «Вот хромой пастух будет».

Смотрели одобрительно. А один, с широкой бородой, глаза круглые, спросил имя, специальными значками отметил на листке серой бумаги. Такое страшное волшебство — смотрит на значок и без ошибки повторяет имя: «Кутличан».

Потом спросили: «Кто твои родичи?»

И Кутличан ответил.

«Ты к нам откуда пришел?»

«Я к вам пришел из нижнего мира».

Это всех заинтересовало. Стали трогать его руки, лоб. «Нет, — сказали, — ты теплый. Говоришь неправильно. Какой нижний мир? Разве оттуда возвращаются?»

«Шаман помог. Сильный».

«Зачем ходил в нижний мир?»

«Искал братьев Ичены. Хочу вернуть девушку».

Сказали: «Смирись. Девушка под нашей защитой. Пастухом будешь».

Стал выходить из деревянной урасы.

Тихо в мире, будто нигде ничего не случается.

Медленный снег идет. Под снегом голова названого брата Корела висит на воротах, всем кажется — медвежья. Поставлен бревенчатый забор, вдоль ходит высокий таньга с сабелькой на боку, смотрит, покрикивает.

Старался не смотреть на голову Корела.

Левая нога все еще дрожала, плохо держала.

В верхнем углу темного неба стыдливо отворачивалась луна, очень похожая на девушку Ичену, стыдливо впускающую в полог тунгуса. Первый морозец нежно и остро пощипывал ноздри. Снег блестел. Где-то юкагиры готовились зажечь огни.

Время опять шло. Медленный снег падал. Сендуха вымерзла.

Под зеленоватым сиянием блестели такие же зеленоватые льды.

Неожиданно мороз упал на землю — такой, что малейший шорох сам собой передавался на десятки верст кругом. Олешки дергали озябшей кожей, пытались согреться, выбивали копытами ягель из-под плотного снега. Дух младшего дудки-омока без всяких усилий переговаривался с нижним миром. Потрескивал выдыхаемый Кутличаном воздух. «Тебя, наверное, старуха стражница ждет, — сказал духу дудки-омока. — Выходит на берег, одиноко смотрит из-под руки. Река замерзла, лодочка не плывет, значит, на санках надо возить пришедших, наваливает сразу по десяти».

Так говорил вслух, чтобы не думать о девушке Ичене.

А как ее забудешь? Она как луна в первой четверти — смотрит с неба, наверное, никогда уже не повернется лицом к Кутличану. Дикий тунгус Носуга где-то бегает по лесу, может, люди его поймали, привязали к деревянному столбу, он прыгает на одной ноге как птица, учится тому, что будет. Из нижнего мира сердитые духи прилетают, садятся на плечо, ворон говорит: «Крух». Вечен и прост мир. Девушка Ичена из полога так глядит, что все мужчины, даже старики, умирают от страсти. В кипятке вкусные шишки заваривает, напившись, ложится спать, разевает рот красиво, как рыба, нагрудное солнце снимает, готова передник снять.

«Разложи костер, Кутличан, — сказал однажды дух младшего дудки-омока. — Большой костер разложи, чтобы дымил прямо в небо».