Виктор Душнев - Потомок Святогора

— Подковать бы надо, — предложил Шумах.

— В другой раз, — махнул рукой князь. — Оружие нам нужно, оружие, а подковы подождут.

Святослав Иванович вытянул коня плёткой, направляясь к кузне Дымаря.

Действительно, распутица уже давала о себе знать. Снег, пригреваясь на солнышке, покрывался чёрными пятнами, а кое-где показывалась талая земля. День был безоблачным, и солнце тёплыми лучами ласково лизало снежную поверхность, высасывая влагу и пуская её ручьями по полям и оврагам.

Завидя княжескую дружину, какой-то смерд поторопился съехать с дороги на обочину, загнав свою лошадёнку в снежницу по. самое брюхо. Смерд рвал поводья, стегал и ругал скотину почём зря. Испуганная лошадь пыталась вырваться из сугроба, но ещё сильнее сползала с обочины в глубокий мокрый снег. Святослав приказал дружине помочь смерду. Когда богатыри бросились к обессилевшей коняге, до смерти напуганный хозяин её кинулся бежать.

— Эй, чудак! Стой! — завопил Долмат. — В снежнице утопнешь!

Смерд, ещё больше испугавшись, прибавил прыти и, увязая в снегу, стал медленно удаляться от места происшествия. Пока он бежал, дружинники успели распрячь лошадь, вытащить на дорогу и её, и сани, снова запрячь и двинуться дальше в путь.

— Тебя, чудак, вытаскивать не будем! — озорно крикнул перепуганному смерду Долмат.

Мужик, часто крестясь, проводил отряд взглядом и повернул обратно. А дружина вскоре была уже у Дымаря.

Афанасий, довольный посещением его кузнечной обители Святославом, весь сиял от счастья. Он, как и Шумах, тоже похвастал своей работой и пообещал сделать оружия столько, сколько потребует князь.

Подоспели весенние праздники. Прошло Сретенье и Сорока великомучеников, наступило Благовещение — великий праздник во время Великого поста. В этот день церковь разрешала ослабить постное воздержание и кушать рыбу. Люди не работали, а усердно молились.

Несчастная Милица, к весне совсем оголодавшая со своим семейством, стояла на коленях пред иконой Пресвятой Богородицы, читала молитву, крестилась и била земные поклоны.

— Мати Божия, Гавриил Архангел, благовестите нас урожаем, благовестите овсом да рожью...

Скрипнула дверь, и в избу ввалился с самого лета пропадавший её муж, горе-охотник Самсон. Он что-то швырнул в угол и сел на лавку. Милица, давно привыкшая к неожиданным исчезновениям и таким же появлениям супруга, даже не оглянулась, продолжая молиться.

— Мати Божия, заступница наша и покровительница, Гавриил Архангел, благовестите ячменём, пшеницей и всякого жита сторицей...

Самсон крякнул и зашаркал ногами по полу. Милица встала с колен, повернулась к мужу, ожидая увидеть его, как всегда, пьяную рожу — и удивилась: Самсон был совершенно трезв, и во взгляде его была даже какая-то озабоченность. Он повертел головой по сторонам и опустил глаза.

Милица заметила в поведении мужа что-то неладное, но сочувствовать ему не стала. Давно уже пропала у неё к Самсону не только женская страсть, но и простое человеческое милосердие. Все чувства зачерствели и потухли.

— Что надо, ирод? — сурово спросила Милица. — Аль в капкан попал заместо зверя, аль другая напасть? Валяй бреши, да только жалости не дождёшься!

Самсон отвернулся. Конечно, он понимал, что слишком сильно изгадил жизнь этой женщины, чтобы рассчитывать на её сочувствие.

— Да я... я проститься пришёл, навсегда ухожу, — вздохнул он.

— А мы с тобой уже давно простились, и нечего лишний раз глаза мозолить, — отрезала жена. — Дома ты никогда не жил, и мне всё равно, уйдёшь навсегда али объявишься года через три... Ну, всё, некогда мне. Ты сытый, а я голодная и дети тоже, а сытый голодного не разумеет. У тебя всё уже запасено, а нам о будущем позаботиться надо! Слава Богу, Господь и люди добрые не бросают, да и Мишатка с Ванюшкой подросли, хорошие помощники... — Милица посмотрела на мужа таким холодным и презрительным взглядом, что у того но телу будто блохи побежали. Отвернулась и через плечо: — У нас сев начался, нам некогда! Миша, Ваня, берите лукошки, пойдём в поле, рожь сеять будем.

— А где же Максим? — вспомнил вдруг про старшего сына Самсон.

Милица ничего не ответила, повернулась и ушла.

В хату вбежали за лукошками вытянувшиеся, как стебли тростника, бледные худые подростки. Они глянули большими и жалостливыми глазами на гостя.

— Здоров, батя, — буркнул один.

— Здрав будь, — вздохнул другой.

— Мы готовы, матушка! — крикнули братья и пошли к порогу. Перед тем как закрыть за собой дверь, Ванюшка оглянулся: