Рене Манзор - Апокриф. Давид из Назарета

Чтобы хоть чем-то занять себя, он разжег костер в углу террасы, а Лонгин наблюдал за ним, точа свой меч. Похоже, сына Иешуа раздирали противоречивые чувства. Центурион надеялся, что рано или поздно юноша откроет ему свою душу. Смерть подталкивает к доверительности, она заставляет людей сделать выбор между ложью и правдой. Ее присутствие вынуждает начать обратный отсчет, и это обязывает сбросить маски. Был ли готов Давид сбросить свои?

Как когда-то его отец, он столкнулся с абсурдностью ненужной жертвы, и слова Иешуа, услышанные им в Гефсиманском саду, всплыли в его памяти: Я не доберусь туда, отец, я очень боюсь… Если сможешь… не дай мне испить эту чашу, умоляю тебя…

Он повернулся к Лонгину, тот смотрел на него со своей обычной доброжелательностью.

– Мы проиграем эту битву, не так ли? – спросил Давид.

– Да. Но… сначала мы себя покажем.

– Ради чего?

– Не знаю, Давид. Это – твоя судьба, не моя. Ты ведь наверняка уже думал об этом…

Юноша отвернулся и стал смотреть на угли костра.

– На самом деле я… я все чаще спрашиваю себя, ради чего все это безумие. И чему послужит наша жертва. В любом случае единственное, что я знаю, Лонгин, – это то, что тебе судьбой не предначертано сражаться с твоими соплеменниками и умереть на этой скале ради дела, которое не является твоим.

– Ты что же, ничего не понял, Давид? Ты и есть мое дело! Моя судьба – сдержать обещание, которое я дал твоей матери.

– Как? Отвести меня на край света к моему отцу?

– Нет. Сделать то же самое, что сделала бы твоя мать, если бы она сегодня была здесь: не отдать тебя в руки смерти.

– Рискуя собственной жизнью?

– Если придется.

– Я не вижу выхода, – вздохнул юноша.

– А я вижу.

Давид, не в силах произнести ни слова, внимательно посмотрел на трибуна в ожидании пояснения, которое тут же последовало:

– Чтобы проиграть эту битву, ты Варавве не нужен. Смерть уже долго не принимает его, и, что бы ни случилось, он не останется в проигрыше. Это – его война, а не твоя.

Эта мысль взбудоражила юношу.

– Ты что, предлагаешь мне дезертировать?

– Я предлагаю тебе выжить. Если ты завтра погибнешь, что будет с восстанием?

– Они могут сорвать цветок, но они никогда не уничтожат зерно.

– Зерно – это ты, Давид! Ты – сын Мессии! Может ли у иудеев быть царь лучше, чем ты? Завтра Пилат пойдет на штурм и уничтожит всех живых на этой скале, чтобы забыть о своем унижении. В том числе и Мию! Ты этого хочешь? Мы можем уйти этой ночью вместе с ней и спасти ей жизнь!

Эта последняя фраза произвела на Давида неожиданно сильное впечатление. Юноша отвернулся, чтобы скрыть свое смущение, и с горечью произнес:

– Я думал, что римским солдатам не прикажут устроить резню.

– Это при командующем, достойном такого звания, но… с таким ненормальным, как Пилат…

Лонгин не договорил, а только вздохнул. Ему не хотелось использовать Мию в качестве довода, но он был готов на все, чтобы переубедить Давида.

Юноша смотрел в пространство перед собой, словно прокручивал в голове события прожитых лет.

– В тот день, бродя по Иерусалиму, мой отец знал, какая судьба ему уготована. И, несмотря на гнетущий страх, он ничего не сделал, чтобы избежать казни. Стоя у подножия креста, я слышал, как он бросал упреки своему Богу: «Почему ты меня покинул»? Он тоже сомневался в пользе приносимой жертвы, но… семь лет спустя после случившегося его послание, преисполненное любви к людям, помогает им жить. Сын такого человека не может бросить своих собратьев, Лонгин. И один только Бог знает, для чего нужна наша жертва.

Потрясенный и восхищенный такими рассуждениями, центурион смог только кивнуть. Потом, с трудом превозмогая нахлынувшие чувства, он пробормотал:

– Я горжусь тем, что познакомился с тобой перед смертью, Давид. Теперь ты должен пойти поговорить с ней.

Когда юноша появился на крепостной стене, Мия уже ждала его. Рассматривая будущее поле битвы, она пыталась представить, где именно Давид будет сражаться завтра.

– Я знала, что ты придешь, – сказала она, не поворачивая головы.

– Откуда?

– Потому что этот вечер будет у нас последним, и… нам нужно так много узнать друг о друге, а времени на это осталось так мало…

Он, подойдя к ней, стал молча смотреть в том же направлении. Потом он, собравшись с духом, спросил:

– Что ты хочешь узнать обо мне?

Она обернулась и игриво прошептала:

– Твою тайну. Твою самую сокровенную тайну. То, что знаешь только ты.