Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Встрепенулся вдруг, в стременах приподнялся. Показалось, в толпе Глашу заприметил. Коня придержал, а Санька рядом с Иваном Молодым ехал, сказал:

- Поздно вспомнил о Глаше, князь. Нет ее уже в Коломне. Постриг монашеский она приняла.

Сник молодой великий князь. Уж как он хотел, чтобы Глаша увидела его! Понял, не хватает ее сейчас. Ласки вспомнились, слова добрые, сердечные. Одна она и была у него утеха. Вот Санька вернется в Москву, Настена его будет ждать, сын Санька. А кто его, князя, встретит?

Потекут дни, один на другой похожие: сидение в Думе, разборы боярских жалоб, писания дьяков, отъезды в города дальние…

Сейчас пожалел, что не напросился с Холмским в Дикое поле с полком дворянским - разведать, куда хан Ахмат с ордой отправился…

Солнечным днем, когда Москву засыпало первым снегом, звоном колоколов и шумом людским встречал город своих ратников.

От Кремля потянулась церковная процессия во главе с владыкой митрополитом Геронтием, архимандритами, благочинными и иными священниками и дьяконами.

Подошли великие князья Иван Третий и Иван Молодой под благословение митрополита. Отслужили молебен в Благовещенском соборе и по другим церквам, после чего разъехались ополченцы и воеводы по своим землям.

Ветер со Студеного моря завывал, бил в оконца княжеских хором, гнал темную волну по Белому озеру.

Великая княгиня Софья поднималась поутру от этого грозного рева, садилась к столику, прислушивалась. Так ревело и бурлило ее море там, в далекой теплой Италии.

Софью часто возили к морю из Рима в Неаполь.

Море и небо Италии ласковые, а здесь, в княжестве Московском, все студеное.

В Белоозере, в княжеских палатах Михаила Андреевича, все ночи горели печи, и их жар ровно растекался по бревенчатым хоромам.

Вот уже скоро три месяца, как великая княгиня Софья с приставленными к ней боярынями и новорожденным сыном Василием нашла приют от ордынцев в Белоозере.

Редкие гонцы от государя уведомляли о стоянии русских полков на Угре. Писал и митрополит Геронтий, успокаивал, что татар остановили и, даст Бог, погонят в Дикую степь, а ей, княгине, покуда в Москву не ворочаться…

Под рев ветра Софья вспоминала синь италийского моря, белые паруса военных кораблей неаполитанского и венецианского флотов, рыболовецкие судна и рыбаков со своими шумными базарами у причалов.

Но Софья хотя и вспоминала об этом, и сжималось у нее сердце, все же никогда не пожалела, что приехала на Русь и стала женой великого князя Московского, надежды православного мира, богатству и могуществу которого завидовали многие европейские князья.

Она верила, что Иван Третий отразит нашествие Ахмата и ему не страшны внутренние враги. Он справится с ними, как покорил, подчинил себе гордый и заносчивый Великий Новгород…

Ждала Софья известий из Москвы, чтобы возвратиться в большой, весь из дерева город, имя коему Москва, где живут по своим законам, столь разнящимся от римских.

Живя в Белоозере, Софья иногда выходила на берег, если позволяла погода. Холодные воды волнами накатывались на гальку и ракушечник. Бывало, к берегу приставали рыбаки, выносили из ладей сети, выгружали серебристую рыбу. Чаще всего это была жирная семга. Великая княгиня любила ее в легком засоле. Нравились ей и пироги с семгой.

Там, в Риме, во дворце папы римского Софья не знала, что такая рыба ловится в далекой Руси…

Но есть у княгини тайные мысли. Она не подпускает к ним никого. Даже мужа, государя, Ивана Третьего. Софья пока не готова дать своим замыслам ход. Настанет ее час, и тогда о ней, порфирородной царевне Древнего византийского рода Палеологов, заговорят все те, кто совсем еще недавно не хотел ее замечать. Она даст понять, где ее истинное место и место ее сына, Василия, кому быть великим князем Московским. Весна еще не вошла в свои права, но днями звенела капель, а ночами снег подмораживало.

Приехал в Коломенский монастырь молодой великий князь, у ворот с коня соскочил, отдал повод Саньке.

Монастырь маленький, бревенчатый. Князь лишь в калитку вступил, как навстречу игуменья направилась. Перекрестила. Видать, догадалась, зачем он приехал, скорбно поджала губы.

Молодой князь сказал:

- Мать Варвара, не обижу и грех свой знаю.

- Зачем явился? Во искушение не вводи, она только недавно чин приняла, покой в ее душу пришел.

- Я, мать Варвара, лишь погляжу на нее и уеду. Игуменья чуть помедлила:

- Пройди, княже, в мою келью. И помни, грешно обиды ей чинить. Ее обидишь, Божьему человеку раны нанесешь.