Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Иван Третий слушал митрополита, не перебивая и не переча. А голос у Филиппа вдруг помягчел:

- Мнится мне, государь, надобно в Рим посольство править, в достоинствах той царевны воочию убедиться. Я на то тебе, великий князь, согласие свое даю…

Великий князь Иван Молодой возвращался в Москву. С самого начала листопада, с сентября месяца, в Воробьевом селе передыхал. В охоте и иных потехах не заметил, как время пролетело. А осень в Подмосковье знатная. Лиственные леса в позолоте и киновари, а сосновые в зелени. На бабье лето теплынь, солнце выгрело, паутинная прядь в воздухе плавала, за кусты и ветви цеплялась.

В такие дни в лесу грибов и ягод полно. Шуршит под ногами опавшая листва, и пахнут нагретые ели.

Нет у Ивана Молодого желания уезжать в Москву, а надобно. Отец позвал. Давно скрылось за холмами село Воробьево с княжескими хоромами и крестьянскими избами. Вьется дорога у самой реки. Одной стороной колеса княжеской колымаги с лошадьми, запряженными цугом, того и гляди, в воде окажутся.

За княжеской колымагой идут человек шесть ратников из дворян. Версты за три до Москвы остановил князь Иван колымагу, приоткрыл дверцу. Подбежавшему дьяку Федору Топоркову сказал:

- Коня мне, Федор. Хочу верхоконно ехать. Один из рынд придержал стремя, дьяк Федор едва на коня взгромоздился, как князь взял с места в рысь. Дьяк насилу догнал его. Иван Молодой оглянулся, проговорил со смешком:

- Постарел ты, Федор. Дьяк ощерился:

- Лета, великий князь, что воду расплесканную, не собрать. Ан о прожитом не жалею.

- Ноне на Думе государь совет держать будет. Жениться решил.

- У государя года позволяют…

На Думе Иван Молодой сидел молча, бояр слушал. А они всяк свое говорили, но к одному склонялись: государю жениться надобно.

Так заявили да и разъехались.

А Ивану Молодому, хоть и считавшему, что женитьба - это дело отца, что-то в душу закралось: какова царевна византийская, не станет ли она козни против него, великого молодого князя, творить?..

Всю неделю эта мысль точила. И не с кем сомнениями поделиться. Саньку в Тверь услали, воротится через месяц, с духовником, митрополитом, не осмелился говорить.

Однажды увидел Глафиру, комнатную девицу великой княгини Марии, улыбчивую, добрую. Вспомнилась та ночь, какую она подарила ему, молодому великому князю.

Подозвал:

- Тревожно мне, Глафирушка, душу червь точит. Та всполошилась. Подошла, в глаза заглянула:

- Что тревожит тебя, княже мой?

- Аль слухи тебя миновали?

- О чем ты, княже?

- Великий князь, государь, жениться решил. Глафира улыбнулась:

- Эка печаль. Давно бы пора. Доколь великому князю глазищами по девкам зыркать? - Чуть погодя добавила: - На ком князь выбор остановил?

- В том и печаль, Глафира. Коли б из своих княжон, а то на девице из рода царского, византийского. Племянница последнего императора константинопольского, Софья Фоминична. Она у папы римского от турок укрывается.

Глаша удивленно подняла брови:

- Аль государь видел ее?

- Нет.

- Чудно. В прежние лета невест на смотрины со всех княжеств свозили.

Припечалилась, головой покачала:

- Видать, не по любви государь женится, а по расчету. Да ты, княже, не огорчайся. Бог даст, ко двору придется, как у нас в Коломне говаривают. - И прошептала: - Хочешь, я к тебе нонешней ночкой приду, утешу?

И пошла, посмеиваясь. Приговаривала:

- Господи, прости меня, грешную. Козни демонские одолевают…

Уже подъезжая к Москве, Санька завернул в стоявшую на пути просторную крестьянскую пятистенку.

Пока передыхал и с хозяевами разговоры вел, в избу девица заглянула. Розовощекая, косы платком прикрыты. На гридня глаза метнула.

«Дочь хозяйская», - подумал Санька. А отец только знак ей подал, и молодка выставила на стол чашу с кислым молоком, хлеб свежий.

Ест Санька, а сам нет-нет да и взглянет на девчонку. Вышел хозяин из избы, встал и Санька. Поблагодарил молодую хозяйку, поклонился, а покидая избу, осмелился:

- Зовут-то тебя как, девица-краса? И, услышав, сказал:

- Жди, Настена, сватов жди. Пойдешь ли за меня?

- Коли всерьез, пойду…

Однако не суждено было Саньке в то лето сватов засылать к Настене. Едва он из Твери воротился, как позвали его к Ивану Третьему, и тот велел Саньке готовиться к поездке в далекий Рим.

На Арбате в деревянном рубленом домишке с оконцами в мелкий переплет и островерхой черепичной крышей вот уже более десяти лет как поселился италийский монетный мастер Иоанн Фрязин. Прижился на Московской земле, к холодам русским привык.