Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Санька с немчурой редко переговаривается. Да и о чем им речи вести? Еще успеют все обсудить. О Смоленске, какой Литва с Польшей у славян захватили, или о Варшаве, через которую им предстоит проехать. Сколько же верст у них впереди! И сколько утолительных дней провести в колымаге!

Из Варшавы их дорога проляжет через Гамбург на торговый город ганзейской компании Любек. Там они сядут на корабль, поплывут Северным морем, через пролив Ла-Манш, минуя Францию и Португалию, обогнув Пиренейский полуостров, войдут в Средиземное и Тирренское моря и бросят якорь в городе, где не бывает морозов и снегов, городе Неаполь.

Там им предстоит пересесть в дилижанс и отправиться в вечный город Рим, в Ватикан, где и закончится их многомесячный путь.

Московские послы передадут папе римскому грамоту, в какой Иван Третий просит парсуну царевны Софьи, чтобы воочию убедиться в ее божественной красоте…

Седые с белесыми разводами тучи низко плыли над стенами Новгорода, тянулись чередой, цеплялись за башни и звонницы, уползали к ливонскому рубежу, к морю Варяжскому.

К исходу дня сорвались первые снежинки. Лениво кружась, они опускались на бревенчатую мостовую, под ноги прохожим, ложились на крыши боярских хором, торговых складов и лавок, изб крестьянского и ремесленного люда.

Ночью снег засыпал город и дороги, завалил монастырские строения за городскими стенами, хлопьями повис на деревьях, и только дальний лес, что за рекой Вешкой, темнел стеной. Белым покрывалом снег лег на дальние болота, сделал обманчивыми тропы, ведущие к морошке и иным ягодам.

К рассвету снег прекратился и начал забирать мороз. В избах и домишках новгородского люда пробуждалась жизнь. В оконцах, затянутых бычьими пузырями, загорались огоньки лучин. Их блеклый свет едва пробивался на улицу.

Над Новгородом вставали сизые дымы, хозяева затапливали печи, в стойлах и загонах подавала голоса всякая живность.

День начинался суетливый, хлопотный.

Иван Молодой пробудился, когда старый новгородский дворец уже ожил, наполнился шумом, голосами.

Сквозь италийские стекольца, взятые в свинцовые переплеты оконных рам, свет щедро вливался в опочивальню и был ясным от снега, обильно завалившего Новгород.

За печкой, отделанной изразцами, завозились мыши и вскоре стихли. За стенами дворца раздавались голоса, заскребли лопаты. Дворовые отбрасывали снег, расчищали дорожки.

Иван Молодой в третий раз оказался в Новгороде. Правда, во второй раз новгородцы не впустили его в город. Он жил на монашеском подворье за городом, на ополье.

Князь надел порты и рубаху, сунул ноги в сапоги и, пригладив волосы, умылся над тазом.

Нынешний его приезд в Новгород нерадостный. Предстоит вершить суд над непокорными.

Вчерашним днем побывал Иван Молодой у архиепископа Феофила. Владыка мялся, не хотел поименно назвать супротивников, наконец понял, что дальнейшее укрывательство главных виновников приведет к восстанию новгородцев против Москвы и тогда будут большие казни.

Вечером великий князь Московский велел прибывшим с ним оружным дворянам взять под стражу ос-душников, а сегодня он объявит приговор им на Совете господ.

Сходились именитые люди нехотя, рассаживались в палате, шуб и шапок не снимали. До появления молодого московского князя переговаривались:

- Вот они, ягодки московские!

- Пока не ягодки - цветики!

- А Марфы Исааковны нет.

- Она и не придет. Чего ей здесь делать? Появился Иван Молодой, и все притихли. А он сел, хозяином себя чуя, и заявил:

- Приехал я к вам, люди именитые, потому как забыл Новгород уговор с государем. И был он о том, чтоб заедино с Москвой стоять. Но так уговаривались, пока полки наши под Новгородом стояли. Ныне Новгород сызнова к Литве тянется. И я сообщаю вам, что государь и я, великий князь Московский Иван Иванович, на Новгород опалу кладем и судим ослушников к смерти: боярина Тугина Григория, торгового человека Захарьина Федора да дворецкого Марфы Борецкой Прохора за злостные слухи противу Москвы…

Замерла палата, а великий князь Иван Молодой продолжил:

- Вы, бояре, и весь люд новгородский помнить должны, что вся земля русская в единстве жить обязана, а без этого не видать нам свободы от ордынского ига. И ежели впредь будут новгородцы противу Москвы выступать, то понесут они кару лютую, когда в город вступят московские полки…

К концу января, когда зима была в самом разгаре и на Москве трещали крещенские морозы, корабль бросил якорь в Неаполитанском порту рядом с такими Же торговыми и рыбацкими шхунами.