Валерий Туринов - На краю государевой земли

— И куда же ты ходил? Где это такие праведные-то завелись? — насмешливо оглядел он странника. — Уж не среди попов ли? Так тех праведников мы знаем очень хорошо! Хе-хе! — стал потешаться он над ним, над его поисками чего-то, на чем, похоже, и заморился, что было видно по его личине.

Странник посмотрел на него. Взгляд был у него жаркий, совсем как юноша горел он, хотя морщины избороздили его лоб и щеки. Истратил он, как видно, уже немало лет своих на этом свете… Да-а, странник этот был чудной, ни на кого непохожий в сибирских краях. Где сохранил он так свой дух? Откуда он идет, куда теперь направил он свои стопы? Искал он чистоты и правды где-то там, на стороне. Нашел ли?..

— Ходил я в землю Лабинскую, — заговорил он. — И там познал их веру.

Лабинская земля вон где, а ты вот тут! — удивился Федька, не поверив ему.

— И зелья изучил все их, — не слушая его, продолжил странник. — Теперь тебе, сын мой, готов помочь.

Он мельком глянул на Федькины язвочки, и так, будто бы видел их уже не раз, достал из котомки кожаный мешочек, разрисованный непонятными узорами.

«А может, это письмена? — подумал Федька. — Бог знает, шлялся где. Познался с народами какими-то»…

Недоверчиво разглядывал он его.

А странник развернул свой мешочек и вынул из него бумажный пакетик, он весь лоснился, как будто маслом истекал.

— Тебе вот это нужно. Давай я смажу язвочки твои. К утру исчезнет все.

Федька погрозил ему кулаком: «Гляди, ежели что!» — помялся, но все-таки подставил ему свои руки, вспомнив, что Яков тоже порой удивлял всех своими снадобьями, каких не водилось и у лекарей. И сейчас у странника был такой же пакетик, как и у Якова…

На следующее утро Федька проснулся с таким знакомым чувством, как будто дернул он вечером заморского питья из винограда, и руки не чесались у него, а грудь легко вздымалась, и была ясной голова. Он вспомнил вчерашнего странника, быстро вскочил с лежанки у костра и стал отыскивать глазами среди казаков приметную фигуру: седого как лунь, с молодыми очами старика. Нигде не видя его, он забеспокоился и крикнул Андрюшке:

— А где монах-то?! Сбежал что ли?

— Да нет! Ушел по утру, рано-рано!

Он вспомнил все, что говорил и делал странник, и быстро глянул на свои руки, на кулаки, уже привычно сжавшиеся, как то бывало всякий раз, когда его оставляли в дураках… Но на его руках не было ни единой язвочки, лишь кое-где еще угадывались их следы и исчезали прямо на глазах.

— Однако, — пробормотал он, успокаиваясь, и вскоре уже забыл о страннике, занятый привычными делами.

Через два дня они достигли устья Урки и пошли вверх по ней бечевой. Стоял уже конец июля, времени у них было достаточно, чтобы дождаться большой воды и проскочить на Олёкме пороги.

Минуло 5 лет, наступил 1665 год.

Река Юдома, неширокая, шумливая была не в меру. Хотя порогами не славилась она, лишь пенилась на перекатах и шла промеж хребтов, а не металась куда попало, там не искала проходов между гор. А что уж говорить о Горбни, ее притоке. Та мелкою была и шиверистой. Вот здесь-то, в ее устье, где она впадала в Юдому, на левом берегу стояло казачье зимовье.

Зимовье встало господином над рекой. И видно было далеко его кольцо высоких острых стен. А в нем стояли две жилые избы с наго-роднями. Из верхнего проруба избенок тянутся дымки, вихляясь к небу тонко струйками. Здесь запахом жилья насыщена долина вся. И есть амбар для промысловых нужд, да еще клеть холодная под колпаком. Пушнину там добытчики хранили. И все тут было одернуто как надо тыном. Он острым был, щетинился, и опоясывал терраски пятачок. Сама терраска крохотной была. Здесь склон горы когда-то сполз, терраску он соорудил, а в низ, к реке, он истощился мелкой каменистой россыпью. Ворот знакомый скрип здесь душу радует, уставшую в походах изнурительных по рекам в ненастье и жару, с бечевкой в натруженных руках.

Сюда, в зимовье перед подъемом по Горбни, Федька пришел со своим полком. Все тех же 50 служилых он вел с собой. Среди них были и свои, томские, хотя бы тот же Андрюшка Щербак или Потапка Мухоплев: они были десятниками при нем.

Шли бечевой они по рекам, тянули вверх по течению дощаники со снаряжением, крупой и хлебом, и солью тоже запаслись. Груженые суденышки скребли по дну речушек на мелких перекатах и вверх едва ползли. А казаки потели, ворчали на сотника привычно, виня в своих бедах его лишь одного. Вот он, мол, вытащил из дома их, а там ведь залегли дела, и бабы их остались там же…