Валерий Туринов - На краю государевой земли

Затем он пошел тоже по своим делам, к Пашкову. Тот готовил для него отписку Лодыжинскому о его деле на волоке.

«С этим чертовым Ерофейкиным порохом!» — стал злиться он почему-то от этой встречи с московским попом.

Пашков, как сразу же понял Федька, ненавидел Аввакума, всячески издевался над ним и его семейством. Но вот так, при нем, при Федьке, при постороннем, у него просыпалось что-то похожее на гордость своим необычным узником. Есть-де что ему показать заезжим, похвалиться государевым злодеем и изменником…

— Сущий бес! Аввакумом зовут! Он, сказывают, был чуть ли не при самом государе! В милостивых ходил! А пострадал, молвит, за правду господню!

Федька криво усмехнулся, вспомнив, что тоже был допущен к руке царя. И царь обещал проявить милость к просьбам их, служилых. И вот теперь он, Федька, здесь по милости все той же царской руки. И московский поп, сосланный, по слухам, самим патриархом Никоном, его не трогал, не занимал. Он на себе познал ту милость, цареву правду. Она осталась навсегда рубцами от плетей на его спине и сильно расходилась с его правдой.

— Сослан? Знать за дело! — зло вынес он свой приговор тому попу только из-за того, что тот не захотел даже поговорить с ним, тут же сбежал от него к своему семейству.

— Ох, и здоров же он говорить! И все по Писанию! — продолжал восхищаться воевода своим ссыльным, и нервным тиком вздрагивали его припухшие от попоек веки. — А хочешь поговорить с ним?

— Да на хрен он мне сдался-то! — отбивался Федька от любезностей воеводы, повторял: «Я сам ссыльный!» — и слушал его со скучающим видом.

Пашков вскоре угомонился. Приняв от него по описи то, что он привез с волока, он отпустил его.

И Федька отплыл со своей командой из Нерчинска. И пошли они вниз по Силькаре на веслах, а если был попутный ветер, то парус гнал их дощаник. И так проходил день за днем… А как-то раз на ночь они встали на песчаной косе, ее продувало ветерком, спасителем от комаров и гнуса.

Смеркалось. Стояла теплынь. В разгар уже вошло лето. Казаки, поев, сидели у костра, лениво подсмеивались над тунгусом и наблюдали, как где-то далеко вверх по реке сверкают зарницы… Одна, потом другая… И все в полной тишине… Да, их нагоняла гроза… Нагонит ли?..

Кругом было безлюдно, проснулись, застрекотали, запели по-своему цикады в лесу недалеко от реки.

И вдруг Куделька насторожилась, торчком поставив уши, колечком загнут хвост, но не рычит. Она уже стара, мудра, лай заполошный ей неведом, стоит, уставилась глазами на кусты, куда вела еле заметная звериная тропа…

И в этот момент оттуда, раздвинув палкой кусты, вышел какой-то человек: он был худой и весь косматый… И как-то странно свистнул он. И Куделька… О-о, эта Куделька, верная Федькина Куделька!..

Она завиляла хвостом так, словно увидела его, Федьку, своего хозяина.

Федька обиделся за это на нее, но не прикрикнул, ожидая, что будет дальше.

А незнакомец уверенно направился к их костру, как будто его тут ждали. Подойдя, он поздоровался по-русски, но необычно, произносил с усилием, словно забытые, слова родного языка.

Казаки вразнобой ответили ему и подвинулись, давая место у костра.

Незнакомец сел, мельком бросил взгляд на Федьку, сразу же, похоже, выделил его из других, догадавшись, что он-то и есть тут над всеми старший.

Акарка подал ему остатки рыбы, которую хотели было уже отдать Кудельке. Пришелец взял ее и стал есть. И хотя было заметно, что он был голоден, но он не жадничал, не хватал рыбу, а стал есть сдержанно.

Странник поел.

— Праведных искал, мил человек, — забулькал горлом он, когда Федька пристал к нему с расспросами.

«На монаха не похож», — подумал Федька, соображая, что делать с ним: отпустить или отвезти к воеводе, в Якутск… «Вот зараза пристала какая-то!» — заскреб он своими корявыми пальцами зудящую голову и вспомнил, что когда годовалил приказным в Эджиганске [98] Эджиганск — современный город Жиганск; эджигане — родовое название тунгусов, проживавших там в то время. , то приехал как-то с Гринькой в стойбище к князцу Тойбыхтаю, за ясаком, и насторожился, увидев, что там творится: в тундру пришла какая-то болезнь… «Мрут! Не ко времени принесло! Уж не оспа ли?»… Они с Гринькой не стали ночевать тогда у Тойбыхтая, уехали сразу, как только взяли с него поминки, разумеется, за следующий год.

«Поп тот заразил, что ли?» — стал рассматривать он и свои руки, которые покрылись какими-то красными пятнами и даже появились язвочки, когда обычно начинались у него в детстве по весне цыпки.