Валерий Туринов - На краю государевой земли

Рассказал Ерофейка и о том, как его ограбил прежний воевода в Якутске, Петр Головин, когда он жил там. Из-за этого он и подался на Амур, сколотив артель охочих добытчиков. Он рассказывал, и его глаза светились нежностью, когда он поглядывал на свою жену. А маленькая женщина все суетилась и суетилась. Ей помогала работница, они сновали от печи к столу.

— Давай, Федор, нажимай! — подбадривал Ерофейка его. — Из дому-то, поди, с недели три!.. Клавка, накладывай, накладывай и этому! — тыкал он пальцем в его сторону. — А не только тому! Ха-ха! — смеялся он над тунгусом, который жевал не переставая. — Ты оставь на завтра-то хоть немного!

— Моя кушать хочет, — тут же отвечал на это Акарка.

— А вот послушайте-ка, послушайте! — вдруг быстро и горячо заговорила Клава воркующим голоском, когда Ерофейка показал ей, к ее удовольствию, на место рядом с собой, и она присела на краешек лавки, как голубка на ветку, готовая вспорхнуть в любое мгновение и улететь все туда же, к печке. — Тут у нас казак сшел как-то на покос. День-деньской робил. И захотелось ему заночевать там же! И вот он спит, а одним глазком-то поглядывает. А култук узок. Ельник кругом! И темный! Жуть днем-то! А ночь, луна ходит! И вот слышит он, что кто-то притопал, с под ельника. А работник его спит, храп под матицу! А у него знику нету! За стеной-то кто-то зашебуршал!.. Он и вышел, глянул — никого!.. Тажно ляг — опять! Он вышел с ружжом. И тут кто-то сбежал в тот ельник… Однакось, не стрелил!..

Федька захохотал: «Ха-ха-ха! А что же не выстрелил! То же был медведь!»

— Не-е, то не медведь! — перекрестилась Клава, боязливо посмотрела в темный угол за печью. — И убить его не мочно! Токмо медной пулей, отлитой из креста!

— Кто тебе крест-то, святое дело, даст? — засомневался Ерофейка, выслушав, похоже, уже не раз рассказанное.

Они выпили еще, закусили. И Хабаров, быстро насытившийся, затянул песню, сильно, басом, тягучую, как реки, по которым он ходил по своей жизни. И Федька, безголосый Федька тоже подхватил ее. Им помогла своим тонким нежным голоском Клава. Она раскраснелась, с высокой грудью и все еще изящной статью она была мила, и взор невольно тянулся к ней…

И Федьке показалось в ее лице что-то знакомое. Где-то он уже видел ее, в далеком прошлом, это лицо сидело в нем, впечаталось помимо его воли… «А-а! — пронзила его догадка. — Так то ж она, Зойка, Васяткина зазноба! Но молода еще!»… Васятку он уже и не мог вспомнить, каким тот был четыре десятка лет назад, а вот ее с чего-то вспомнил…

За столом они засиделись долго. И уснул-то Федька тут же, на лавке, куда Клава кинула ему какой-то старый Ерофейкин тулупчик. Акарка же ушел спать на берег реки, к лодке, и в ней привычно свернулся калачиком на какой-то шкуре, рядом с Куделькой.

На Тугирский волок Федька попал только к началу весны следующего года, по еще зимнему пути. Команда с ним была невелика, двадцать семь человек, среди них десятником был Андрюшка Щербак, да еще незаменимый и верный его Акарка.

Зимник размяк, по берегам Олёкмы уже местами сошел снег, темнела черными плешинами земля. Но по утрам на реке еще хрустел под лыжами наст. Груз, снаряжение и провизию, они тащили за собой на нартах. С утра они обычно закидывали лямку на плечо и вперед, гуськом все по тому же льду. Лед на реке был еще крепким, казалось, не скоро тронется, не видно было ни одной полыньи, хотя к полудню блестела, играла под апрельским солнцем снежница, прозрачная и чистая, на белой, гладкой, изо льда дороге. Но Федька уже знал обманчивость вот этой тверди на порожистой реке. Сегодня крепок еще лед, а завтра река как будто вздрогнет и сбросит с себя уже ненужный покров и замутится свободно волнами.

Но вот под ногами, наконец-то, твердая и темная земля, когда они, не искушая судьбу, оставили лед и пошли берегом… А тепло-то как! И дух истомный прет от земли, от прошлогодней травки и от камней, нагретых солнцем. Все, все тянулось к солнцу, к свету, томилось жаждой новизны… Вон зелень уже лезет из земли на теплых бугорках, поют какие-то там пташки, защелкали дрозды в лесу… Вскрик хищной птицы!.. В ответ ворона каркнула сердито хриплым басом, как будто ругнулся пьяный мужичок… По соснам ветерок прошелся, вот отразилось от скалы обманчивое эхо, словно насмешливо и зло пролаял кто-то там. Везде и всюду журчит, течет, ревет в ручьях вешнёвка, бранчливая и грязная, плюется холодком… А вот вдруг камнепад напомнил о себе: прошелся через лес, кусты сшибает, сечет стволы деревьев, рубцами, шрамами путь отмечает свой. И отозвался лес на этот гул обвала тревожно, криками… Но вскоре все пошло своим неспешным чередом, опять лес занялся собой…