Кроме всего прочего, на Рим оказывали давление имевшие теперь избирательные права италики, горько сетовавшие на статус в своих трибах, хотя согласно leges Corneliae их голоса в трибах вообще потеряли вес. Их аппетит разожгли законы Публия Сульпиция, отмена которых не могла их не прогневить. Даже после двух с лишним лет войны среди италийских союзников оставались важные люди, которые теперь засыпали сенат письмами с жалобами от собственного имени и от имени менее знатных италийских собратьев. Цинна рад был бы пойти им навстречу и в законодательном порядке распределить всех новых граждан поровну по всем тридцати пяти трибам, но ни сенат, ни старший консул Октавий на это ни за что не согласились бы. Законы Суллы связывали Цинну по рукам и ногам.
Первый луч надежды блеснул в месяц секстилий; согласно донесениям, Сулла увяз в Греции и лишился возможности нагрянуть в Рим, чтобы обеспечить выполнение своих законов и поддержать своих сторонников. По мнению Цинны, пришло время наладить отношения с Помпеем Страбоном, по-прежнему сидевшим в Умбрии и в Пицене со своими четырьмя легионами. Никому не сказав, куда направляется, даже жене, Цинна устремился на встречу с Помпеем Страбоном, чтобы узнать, что тот думает теперь, когда Сулла с головой погрузился в войну с Митридатом.
– Я готов заключить с тобой такую же сделку, какую раньше заключил с другим Луцием Корнелием, – молвил косоглазый владыка Пицена, не оказавший гостю теплого приема, но, по крайней мере, выслушавший его. – Ты не мешаешь мне и моим людям в моем углу нашего великого, огромного римского мира, а я не тревожу тебя в могучем городе.
– Так вот о чем вы условились! – воскликнул Цинна.
– Именно об этом.
– Мне необходимо пересмотреть многие изменения, внесенные другим Луцием Корнелием в нашу систему управления, – заговорил Цинна, стараясь, чтобы его голос звучал бесстрастно. – Кроме того, я хочу поровну распределить новых граждан по всем тридцати пяти трибам, и мне нравится мысль о распределении по трибам римских вольноотпущенников. – Как ни отвратительно ему было просить дозволения на необходимые действия у этого пиценского мясника, он сделал над собой усилие и невозмутимо продолжил: – Как ко всему этому относишься ты, Гней Помпей?
– Поступай как знаешь, – безразлично бросил Помпей Страбон, – главное, не трогай меня.
– Даю тебе слово, что не трону тебя.
– Много ли значит твое слово, Луций Цинна? Не больше чем твои клятвы?
Цинна залился густой краской.
– Той клятвы я не давал, – ответил он с достоинством. – Я все время сжимал в руке камень, и это лишило клятву силы.
Помпей Страбон запрокинул голову; его хохот напоминал лошадиное ржание.
– Какие мы адвокаты с Форума! – проговорил он, отсмеявшись.
– Я не связан клятвой, – повторил все еще красный Цинна.
– Раз так, то ты много глупее другого Луция Корнелия. Когда он вернется, ты проживешь не дольше, чем снежинка в огне.
– Раз ты такого мнения, зачем позволять мне делать то, что я собираюсь?
– Мы с другим Луцием Корнелием понимаем друг друга, вот в чем дело, – ответил Помпей Страбон. – Что бы ни произошло, он обвинит не меня, а тебя.
– Что, если другой Луций Корнелий не вернется?
Это вызвало новый взрыв смеха.
– На это не рассчитывай, Луций Цинна! Другой Луций Корнелий, без сомнения, – избранник Фортуны. Его жизнь ошеломляет.
Цинна вернулся в Рим, не проведя во владениях Помпея Страбона ни минутой больше, чем продлилась их короткая беседа; переночевать он предпочел в доме, хозяин которого не так действовал ему на нервы. Правда, приютивший его житель Ассисия донимал его рассказами о том, как мыши сожрали носки Квинта Помпея Руфа, что предрекло его гибель. «В общем и целом, – размышлял Цинна, вернувшись в Рим, – северяне мне не по нутру! Слишком они приземленные, слишком привержены древним богам».
В начале сентября в Риме проходили величайшие в году игры – ludi Romani . Три года подряд они были скромными и обходились дешево из-за войны в Италии и ввиду отсутствия огромных сумм, которые курульные эдилы обычно извлекали ради игр из своих кошельков. Большие надежды, возлагавшиеся на прошлогоднего эдила Метелла Целера, не оправдались. Но пара текущего года была сказочно богата, и к секстилию появились явные свидетельства того, что они сдержат слово и устроят запоминающиеся игры. По всему полуострову разнесся слух о предстоящих великолепных играх. В результате все, кто мог себе позволить путешествие, внезапно решили, что лучшее средство от всех бед военного времени – это поездка в Рим на ludi Romani . Тысячи италиков, недавно получивших гражданство и махнувших рукой на то, что их обвели вокруг пальца, стали к концу секстилия прибывать в Рим. Здесь были все: любители театра, колесничных бегов, травли диких зверей, веселых зрелищ. Особенное наслаждение предвкушали ценители театра: старика Акция уговорили покинуть его дом в Умбрии и лично поставить новую пьесу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу