Иван Арсентьев - Буян

Того почему-то долго не было, но вот третьего дня заявился. Евдоким сидел на дикой яблоне и тряс кислицу для взвара.

— Эй, Адам, слезай с дерева, я вам кое-что привез! — крикнул Коростелев.

Он вручил Антипу газеты и брошюры, уделив часть Евдокиму. Потом, пошел с Антипом к обрыву. Сели под узловатым дубом и долго о чем-то беседовали. Под вечер сказал:

— Пойдем, Дуня, на реку, на ушицу расстараемся.

Они спустились к косе, где были устроены рыбачьи троны-сидки, закинули удочки. Заря была тихая, задумчивая, но почему-то не клевало. Евдоким следил за поплавками, думая, с чего начать разговор. Наконец спросил:

— Что так долго не приезжал?

— Конференция была партийная и так дела разные. А ты, революционер, как тут?

— До революционера, положим, далеко обывателю, озлобленному личными неудачами… — буркнул Евдоким, повторяя обидные для себя слова, сказанные недавно Коростелевым в присутствии Анны. Повторил, надеясь втайне, что Коростелев на этот раз возразит, но тот коротко усмехнулся и кивнул головой:

— Тоже верно…

А между тем улыбка в глазах была хорошая. Спросил уже серьезно:

— Что делал эти дни?

— Кислицу тряс главным образом… Спал. Пытался даже читать.

Коростелев слизнул с губ улыбку. Он знал от Антипа, как вгрызался в книги его подопечный.

— Но делу время, как говорится, потехе час. Задарма кормить меня накладно, — продолжал Евдоким. — Пора и за работу. Антип лесорубом берет. Все равно в Старый Буян ходу мне нет, урядник, поди, только и ждет, чтоб сграбастать…

— То можно узнать. А работа, что ж… Подсекай! — крикнул он свирепо. Евдоким дернул удилище, из воды со свистом вылетел голый крючок. — Эх, упустил, раззява… А еще Маркса читает!.. — проворчал Коростелев.

— Да. Было такое… — наживляя крючок, сказал со вздохом Евдоким. — Да вот только не соображу, как это умнейшее учение приложить к нашему рассейскому кавардаку. Государство ведь у нас не то, что капиталистическое, а черт его знает какое! А раз нет капитализма, значит нет и пролетариата, могильщика его… Так не преждевременна ли вся эта заваруха?

— А у нас, между прочим, никто спрашивать разрешения не будет. Мужики-то Маркса, как ты, не читают, бунтуют — и все. Не хотят ждать, пока пролетариат сил наберет. Не стоять же нам в стороне! Надо ковать железо, пока горячо. За месяц революции, брат, люди умнеют больше, чем за годы застойной жизни. Так что ждать полного расцвета капитализма, пропади он пропадом, не будем.

— Зачем, не понимаю, поддерживать дело, уже заранее даже теоретически обреченное на провал? Зачем лишние жертвы?

— Там я программу нашей партии привез, — кивнул Коростелев. — Прочитай, в ней все сказано. И «Что делать?» Ленина. А то, я вижу, ты такой грамотный стал, что вот-вот в экономизм скатишься! Еще этого мне не хватает…

— Я не знаю никаких экономистов, — буркнул Евдоким.

— Есть и такой марксизм панихидный… Попозже как-нибудь дам тебе прочитать «Кредо» мадам Кусковой — разберешься.

Уха в этот вечер была жидковата — политика помешала. Утром Коростелев уехал, а Евдоким продолжал заниматься, как он говорил, усиленным книгоедством.

Спустя несколько дней, когда совсем уже стемнело и лесорубы разбрелись с делянки, Антип зашел к Евдокиму и позвал его с собой. Пришли к берегу Волги, сели над обрывом в безлюдном месте. Было тихо, даже шелеста осокоря не слышно, только за лесом в Бобровке беззлобно от скуки полаивали собаки. Корявые стволы дубов подступали к самой круче, ветви тянулись в одну сторону, словно хотели поглядеться в Волгу: там плыла похожая сверху на черную щепку лодка, зажигая за собой тусклые желтоватые огни бакенов. Из лесу заструилась песня — трогательная песня летнего вечера с гудом жуков, с комариным звоном, с шуршаньем песка, осыпающегося с уступа кручи. В песне той слышались и плеск волн, и одинокие голоса птиц, и стук ложек-бутырок о котелок с ухой… После дневного зноя воздух, напитанный горьковатым запахом таловых прутьев, был покояще мягок, как приятный легкий хмель.

Евдоким сидел, опершись подбородком на согнутые колени, и задумчиво ломал сухой прутик, поглядывая изредка на лицо Антипа с резкой складкой меж темными бровями, под которыми водянисто поблескивали серые пытливые глаза. Антип рассказывал, что приказчиком служит недавно, а до того много лет был лесником в Старом Буяне, пробовал одно время спекулировать овсом, да прогорел, незадачливый купец…

— Нашему ли брату тягаться с миллионщиками Аржановыми да Шихобаловыми!