Инга Самойлова - На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре-2 [СИ]

— В то время я в большей степени наблюдал за тренировками атлетов и был мальчишкой на побегушках. Но доктор, видя мою настойчивость, многому меня научил.

— А вот я когда-то, в Казани, ходил специально в цирк, чтобы видеть атлетические номера. И потерял к ним «всякое уважение».

— О, кажется, я догадываюсь, о чем вы, — Алексей улыбнулся, вспомнив еще одни моменты из своего детства, — Случайно, не о дутых гирях атлетов в цирке?

— Именно об этом! Как-то, случайно побывав за кулисами, я обнаружил, что гири-то дутые, пустые и потому совсем нетяжелые. А вы почем узнали?

Алексей рассмеялся:

— До встречи с Краевским, а мне тогда было лет одиннадцать, я сбежал из дома и несколько недель прожил и проработал в бродячем цирке.

— Надо сказать, вы довольно неординарная личность!

— Нет, что вы. Я довольно простой человек.

— И чему же вас научил господин Краевский?

— Одной простой вещи, но весьма правильной. Владислав Францевич придавал большое значение развитию силы мышц спины и ног. Он говорил: «Бицепсы рук — дело второстепенное, накачать их особого труда не составляет. Спина и ноги — вот основа силы и залог победы». Тогда я мог раз сто — сто двадцать перепрыгнуть через стол.

— А не хотите ли, батенька, помериться силой? — Ульянов присел на стул и поставил руку локтем на поверхность стола, то сжимая, то разжимая пальцы.

— Борьба на руках?

— Борьба на руках.

— Согласен. — Алексей скинул пиджак и сел напротив. Закатав рукава, и приготовившись, они сцепили правые руки в замок. — Чья рука коснется поверхности, тот проиграл.

— На счет тр-ри. Р-раз, два, тр-ри.

Ульянов оказался сильным противником, но ни Алексей, ни Ульянов уступать не хотели. Как раз в это время на ступенях, ведших на кухню, появилась Елизавета Васильевна.

Смотря на них и держа платок у рта, она, наконец, не выдержала и рассмеялась:

— Ребячитесь!

Ульянов отвлекся, его рука на мгновение дрогнула:

— Елизавета Васильевна, не мешайте нам. Мы занимаемся очень важными делами!

Елизавета Васильевна заулыбалась, закивала и тихонечко вышла. Еще немного и борьба окончилась — победой Алексея.

— Силен. — Ульянов потряс рукой.

— Признаете поражение или не против повторить?

— Не так опасно поражение, как опасна боязнь признать его. Здесь важно не недооценить, а переоценить свои силы. — Ульянов рассмеялся. — Так что, я признаю.

Вернулась Елизавета Васильевна, похвалилась зятем:

— Не правда ли, какой Владимир Ильич ловкий?

Глебов, по-доброму усмехнувшись, согласился.

— Володенька во всем ловкий. Он и не курит, не выносит алкоголя, заботится о своем здоровье. Он, к тому же, воплощение порядка и аккуратности. Бывает так, что оторвется пуговица, а он сам, не обращаясь к Наде, ее пришивает с особой аккуратностью.

— Елизавета Васильевна, — остановил ее словесную хвальбу Ульянов. — Не пора ли пить чаю?

— Ах, что же я пришла ведь вас позвать к чаю. У нас с Наденькой все готово.

Ульянов с женой проводили Глебова до вокзала, где он из камеры хранения забрал свой чемодан, и даже посадили его на поезд.

— Что ж, прощайте, — сказал Глебов, стоя на входе в вагон.

— Доведется — встретимся еще, — Ульянов хмурился. — Хотел бы я тоже поехать в Россию., - он поправил кепку на голове, лицо его стало непроницаемым, — но не время.

Раздался свисток, а кондуктор попросил Алексея пройти в вагон.

— До свидания, господин Глебов, — крикнула Надежда Константиновна, махнув рукой.

Алексей помахал в ответ. Ильич поднял руку над головой.

Кондуктор закрыл дверь. Поезд тронулся. Алексей какое-то время постоял на месте, ощущая непонятные ему чувства — смесь сожаления, тревоги и ощущение того, что он что-то важное упустил из виду.

После пребывания за границей, где было относительно спокойно, и жизнь шла размеренно, приехав в Россию, Глебов мгновенно окунулся в сложившуюся гнетущую революционную атмосферу. Первой же сложностью оказалось добраться до Питера, так как железнодорожники бастовали и поезда не ходили. Из газет, купленных на улице у бойких мальчишек-продавцов, Алексей узнал очень много. Газетчики, и либеральные, и консервативные, переставшие бояться цензуры, трубили на разный манер о грязи, творившейся в стране, но голоса их были созвучны в одном — «долой подлое и бездарное правительство, бюрократию, существующий режим, доведший Россию до такого позора». Из газет стало известно, что образовавшиеся в последний год союзы инженеров, адвокатов, учителей, профессоров, фармацевтов, крестьянства, железнодорожных служащих, фабрикантов, рабочих и прочих слоев населения были единодушны свалить существующий режим во что бы то ни стало, для чего многие, признав, что «цель оправдывает средства», не брезговали никакими методами.