Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

На следующей неделе на встрече в кафе она спросила Джона Котмора:

– Может ли серьезное отношение к искусству вредить личным отношениям?

До сих пор Анна ни разу не использовала столько абстрактных терминов в одном предложении, и Джон Котмор раскрыл рот от удивления.

– Ну… – сказал он наконец, – я думаю, что, возможно, искусство их усложняет.

Анна кивнула и тут же покраснела от смущения. Кто-то говорил ей, неожиданно вспомнила она, что Котмор и его жена не живут вместе.

Осенью в Национальной галерее открылась выставка французских импрессионистов. Это стало огромным событием. С начала войны все ценные полотна ради их сохранности были спрятаны. Но теперь воздушные налеты на Лондон совершались редко: все силы у люфтваффе отнимали военные действия в России. Поэтому было решено рискнуть и снова вывесить картины для публики.

Анна никогда не видела этих полотен. Она листала в библиотеке книгу об импрессионистах – с черно-белыми репродукциями. Но понять, что там действительно нарисовано, было сложно. Поэтому в первое же воскресенье после открытия выставки Анна туда отправилась.

День выдался прохладный, сияющий. И Анна чувствовала себя счастливой – и потому, что наступили выходные, и потому, что на этой неделе у нее получилось сделать два удачных наброска, и потому, что мама наконец нашла работу. Не идеальную, но после нескольких месяцев волнений получить хоть что-нибудь уже было для мамы значительным достижением. Анна пересекла Трафальгарскую площадь. Каменные львы отбрасывали четкие тени на тротуар. А вокруг колонны Нельсона, резко выделявшейся в морозном небе, собралось гораздо больше людей, чем обычно. Фонтаны не работали с начала войны. Но когда Анна проходила мимо, у нее из-под ног вспорхнула стая голубей, на фоне сияющего неба их хлопающие крылья вдруг показались совсем темными. И Анна внезапно ощутила прилив радости, как будто взлетела вместе с голубями. Происходит что-то необыкновенное, подумала она. Только что?

В Национальной галерее толпился народ, и Анне с трудом удалось пробиться в главный зал. Там тоже было полно народу. Поэтому сначала Анне были видны только отдельные части картин в просветах между движущимися головами. Но она сразу поняла, что все это ей очень нравится. Картины чем-то напоминали площадь, через которую она только что прошла, – такие же залитые светом и полные радости.

Картины висели бессистемно. И по мере того как Анна переходила из зала в зал, ее все больше сбивало с толку это изобилие, и она не знала, на что смотреть в первую очередь: все было ей незнакомо. Через открывавшиеся в толпе промежутки она разглядывала все подряд – пейзажи, человеческие фигуры, интерьеры. Дошла до конца – и отправилась бродить по новому кругу. На этот раз она уже что-то узнавала: густые заросли зеленоватых водяных лилий в зеленом пруду, женщину в саду, изумительно нарисованную танцовщицу, завязывающую пуанты.

Но когда Анна пошла по залам в третий раз, то почувствовала: все изменилось. Водяные лилии, поначалу ослепившие ее, теперь казались не столь выдающимися. Зато купальщицы, нарисованные с помощью множества крошечных сверкающих цветных пятнышек, совершенно ее очаровали.

Она смотрела и смотрела – до тех пор, пока глаза могли что-то воспринимать. Потом пробралась к киоску рядом с главным входом в надежде купить открытки с репродукциями, чтобы рассматривать дома. Но галерея скоро закрывалась, и в киоске ничего не осталось. Надо же, она ходила по выставке почти три часа!

На ступеньках, ведущих к Трафальгарской площади, синеватой в наступивших сумерках, Анна остановилась. Ей вдруг стало скучно от мысли, что нужно ждать автобуса или спускаться в подземку, а потом ужинать дома. Она стояла и глядела на темнеющую площадь, переполненная смутными чувствами.

– Привет! – раздался у нее за спиной чей-то голос.

Анна обернулась и увидела Джона Котмора в его старой спортивной куртке.

– Ну и что ты думаешь об импрессионистах? – спросил он, подойдя к Анне.

– Они мне очень нравятся, – ответила она.

Джон Котмор улыбнулся:

– В первый раз их увидела?

Анна кивнула.

– А я впервые увидел их двадцать лет назад, – сказал Котмор. – В Париже. Я был тогда лихим молодым человеком.

Анна не знала, что ответить, и наконец выдавила:

– Я жила в Париже. Ходила там в школу.

– Что? Окончила там школу?

– Нет, – Анна улыбнулась, – только начальную – école communale.