Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

– Мама…

Но мама не дала Анне ничего сказать:

– Кто пошел просить деньги у тети Луизы? Ты? Папа? Нет! Как всегда, это вынуждена была сделать я! Ты думаешь, мне приятно просить деньги? Кто устроил тебя на курсы машинисток? Кто помог тебе найти способ зарабатывать деньги? Кто вызволил Макса из лагеря? Не ты, не папа. Ты не допускаешь, что в данных обстоятельствах могла бы посвятить мне один вечер – всего один вечер! – чтобы чуть облегчить мне жизнь?

Анна взглянул на маму – на ее покрасневшее от отчаяния лицо – и с удивлением поняла, что мамины эмоции могут ее буквально утопить. Она отпрянула, чувствуя отчуждение и холодность:

– Нет, мама. Я должна идти на занятия.

Мама уставилась на нее.

– В конце концов, речь всего лишь об игре в бридж, – сказала Анна.

– А ты, как я понимаю, отправляешься создавать шедевры, – съязвила мама.

Анна открыла дверь.

– Если я и создам шедевр, – услышала она свой голос, – ты даже не узнаешь об этом.

И пошла по коридору, чувствуя дрожь во всем теле.

Весь день на работе Анна думала о том, что произошло. Она хотела позвонить маме, но кто-то все время оказывался рядом с аппаратом, и в любом случае было не очень понятно, о чем говорить. К шести часам Анна все еще не знала, что делать – идти в школу искусств или вернуться домой. Тогда она решила положиться на судьбу. Если мимо пройдет трамвай, а она еще будет далеко от метро, то поедет домой. Не пройдет трамвай – не поедет. Трамвай появился почти сразу, но Анна его проигнорировала и села на автобус в Холборн: она успевала как раз к началу занятий.

«А почему нет?» – думала Анна. В конце концов, ничего страшного не случится, если она вернется домой не слишком поздно. Двух юношей, которые чаще других приглашали ее на свидания, забрали в армию, так что никакой особой «социальной» жизни у нее теперь не было. «Я совершенно права», – убеждала себя Анна. Но это не помогало. Она почти не могла сосредоточиться на рисовании. Рисунок получился настолько плохим, что Анна скомкала его и отшвырнула. После занятий она не пошла со всеми в кафе, а отправилась сразу к метро. Если удастся быстро доехать до дома, можно еще сыграть одну-две партии в бридж.

В поезде у Анны перед глазами вдруг возникло мамино лицо: она, потеряв работу, плачет на кровати. «Как я могла?» – подумала Анна, и ее захлестнуло чувство вины и жалости. Она спешила по улице и вспоминала маму в Париже, маму, которая помогает ей купить первые в жизни брюки, маму, которая ведет Анну праздновать шестнадцатилетие…

– Мама! – воскликнула Анна, врываясь в холл – и увидела, что мама играет в бридж в паре с мисс Туэйтс против Дрозда и Познаньской.

– Ты сегодня рано, – заметила мама.

А мисс Туэйтс добавила:

– Миссис Познаньска решила, что никуда не пойдет.

– Но мама…

Гнев захлестнул Анну: она развернулась и вышла из комнаты.

– Я ничего не могла поделать, – объясняла она потом папе. – У меня есть право на собственную жизнь. И я не могу все бросать, чтобы играть в бридж по первому требованию мамы.

– Конечно нет, – согласился папа.

Он выглядел очень уставшим, и Анна поняла, что день выдался непростой и для папы.

– У мамы сейчас тяжелый период жизни, – сказал папа, помедлив. – Мне бы хотелось, чтобы мы жили не так, как живем. Мне бы хотелось, чтобы я мог что-то изменить.

На папином столе лежала пачка мелко исписанных листов.

– Что ты пишешь? – спросила Анна.

– О нас. Что-то вроде дневника. Я пишу это уже довольно долго…

У Анны в глазах вспыхнула надежда, но папа покачал головой:

– Не думаю, что кто-нибудь это купит.

У папы после обеда остался кусок хлеба. И так как Анна не могла даже думать об остывшем ужине, папа сделал для нее тост. Анна следила за тем, как он отрезает кусочек хлеба ножом для бумаг, нанизывает на палочку, которую подобрал в саду, и держит прутик над газовой горелкой.

– Трудно жить в одной комнате, – сказала Анна.

– Как бы я хотел тебе помочь… – сказал папа с несчастным видом.

– Нет-нет… Я знаю, тебе нужно писать.

Где-то внизу хлопнула дверь. Послышались голоса и шаги на лестнице. Игра в бридж, видимо, закончилась.

Папа вдруг сказал:

– Относись к ней с сочувствием. С большим сочувствием. Она твоя мама, и она права: у нее сложная жизнь.

– Я знаю, – ответила Анна. – Я всегда старалась.

Она поднялась, чтобы уйти, и папа добавил:

– Постарайся забыть случившееся.

Но у Анны не получилось забыть. И у мамы тоже, догадывалась Анна. Они относились друг к другу с таким подчеркнутым вниманием, как никогда раньше. Конечно, Анна расстраивалась. Но какая-то ее часть, о существовании которой Анна и не подозревала, была втайне рада ссоре – благодаря ей Анна чувствовала себя более независимой и самостоятельной. И все из-за того, что я пошла рисовать тем вечером, думала Анна. Как усложняется жизнь, если в ней появляется нечто важное лично для тебя!