– Ты потерял очки, – тихо заметил Анджело.
– Но и только. Одна из наших медсестер, Рене, погибла. До самого конца бегала внутрь за ранеными. И в последний раз не вернулась.
– Еще один герой, рожденный войной, – прошептала Ева. – Спасибо, Марио. За то, что пришел. И за дружбу.
Их взгляды встретились.
– Анджело никогда не терял надежды, – сказал Марио. – Был полон решимости найти тебя во что бы то ни стало.
– Он у нас человек большой веры, – пробормотала Ева и улыбнулась Анджело, который в течение всего рассказа не сводил с нее глаз.
– Человек большой веры, – подтвердил Марио.
* * *
На следующий день к городу подошла 3-я армия генерала Паттона, которая окончательно переломила ход битвы в пользу 101-й дивизии, пускай та и заявила, что вовсе не нуждалась в спасении. Возможно, так и было. Их окружили со всех сторон, этих бедных немецких ублюдков, и всыпали по первое число, как они того и заслуживали. Но была ли помощь Паттона необходимой или просто желательной, битва за Бастонь закончилась, фронт передвинулся, проделанный немцами опасный выступ в линии союзников выровнялся, а небеса расчистились, что позволило авиации сбросить провиант, эвакуировать раненых и извлечь из-под завалов тела погибших.
Осмотрев крохотного Анджело, Марио заверил его родителей, что с малышом все в порядке – и даже более того.
– Из тебя получится отличный доктор, Анджело, – заявил он серьезно, снова укутывая вопящего младенца. Осмотр тому явно не понравился.
Ева тут же забрала ребенка, воркуя и посмеиваясь над его недовольством, и унесла в соседнюю комнату покормить. Анджело проводил их взглядом. Его так и не покинуло чувство благоговейного изумления, а пережитое по-прежнему не желало укладываться в голове.
– Я об этом подумывал, – ответил он, оборачиваясь к Марио. – Но врачом я больше быть не хочу. Довольно с меня смертей, дружище. Камилло всегда говорил, что мы приходим на землю, чтобы учиться.
Думаю, я хотел бы стать учителем. Преподавать историю, чтобы мир не повторил своих ошибок. Путешествие Евы через Германию доказывает, что среди немцев тоже много хороших людей. Просто забитых и запуганных, как и все мы. Не итальянцам их судить. Они сами сражались на стороне Гитлера. Возможно, у них не было выбора. Но я иногда задумываюсь: что, если бы люди, которым не предоставили выбора, все же его сделали бы? Если бы мы выбрали не вступать в войну. Не терпеть издевательств. Не брать в руки оружие. Не преследовать ближних. Как бы все сложилось тогда?
Марио кивнул:
– Мы все были во власти Гитлера. Как и многие немцы, я полагаю. Он и его прислужники годами лгали миру, и никто не узнает всей правды – никто даже не сможет поверить в эту правду, пока война не закончится.
– Будем надеяться, этот момент недалек, – пробормотал Анджело. Он не представлял, как снова оставит Еву, но 101-ю дивизию перебрасывали из Бастони, и он обязан был уехать вместе с ней.
– Доктор Прайор рассказал генералу Маколиффу вашу историю, – с улыбкой ответил Марио. – Вы с Евой можете вернуться в Рим, как только они с малышом окрепнут для путешествия.
Анджело покачнулся от облегчения и спрятал лицо в ладонях.
– Благодарение Господу. Ты поедешь с нами?
Марио покачал головой:
– Надеюсь, я от вас не сильно отстану, но меня пока не отпускают. Армия без врачей как без рук, а я доброволец. И когда вербовался, обещал себе пройти войну до конца. Она все равно закончится – рано или поздно. И тогда я хочу увидеть правду своими глазами. Должен.
А тем временем в обрушенном лазарете, разбирая обломки и мусор после попадания бомбы, один из солдат наткнулся на скрипичный футляр – иссеченный, покореженный, присыпанный белым пеплом – и в недоумении уставился на него, гадая, что это такое. Затем щелкнул погнутой застежкой и увидел внутри скрипку, на которой чудом не было ни царапины.
– Эй, это разве не отца Анджело? – крикнул кто-то снизу.
Солдат пожал плечами и, снова защелкнув футляр, передал его товарищу. Тот немедленно выскочил из лазарета, в точности зная, где искать священника, который последние пять месяцев не расставался со скрипкой.
Закатный свет иссяк, на улицах зажглись огни. 20-я бронетанковая и 101-я воздушно-десантная дивизии готовились покинуть город на следующее утро, когда над разрушенными улицами разнеслась нежная музыка, и солдаты замерли и склонили головы, прислушиваясь. Эта мелодия, чистая и завораживающая, была вызвана к жизни женщиной, которая девять месяцев не держала в руках скрипки, а в последний раз играла перед залом, полным немецкой полиции.
Читать дальше