— Беги до конца двора. Переберешься через частокол — твое счастье. Поспевай только. Ну!..
Мужик побежал. Пан Камоцкий выжидал, пока Гаврила приблизится к забору, потом махнул рукой и закричал:
— Ату!.. Ату его!..
Из ворот сарая выскочили три здоровенных пса и с воем бросились за Гаврилой. Они настигли его у самого частокола и острыми зубами вцепились в худые икры. Гаврила упал, задрыгал ногами, отбиваясь от псов. А те хватали за руки, рвали рубаху и штаны, на которых выступали темные, кровавые пятна. Пан Камоцкий хохотал, держась за живот, и кричал: «Ату его!..» Собаки метались вокруг мужика с хриплым лаем. Когда Гаврила замер, распластавшись на земле, Камоцкий приказал похолкам:
— Перебросить через частокол!
Похолки подняли Гаврилу. Залитые кровью штаны и рубаха на нем висели клочьями. Пан Камоцкий прокричал:
— Скажи бабе, чтоб завтра шла панское жито жать! — и кивнул: — Ведите другого!
Совершив кару, пан Камоцкий приказал похолкам, чтоб хорошо кормили псов, ибо с сего дня будет учить чернь собачьими зубами.
Деревня в этот день притихла, замерла. Ни детей не видно, ни баб. Тишина была зловещей. Пан Камоцкий не почувствовал этого. После сытного обеда лег вздремнуть. Уснуть не пришлось. Вскочил с пуховиков, прислушиваясь к людскому гомону на улице. Глянул в оконце, и замерло сердце: разъярилась чернь, с дрекольем и топорами колышется толпой у дома.
— Запри двери! — приказал служанке.
— Заперты, пане, — отвечала перепуганная девка. — На все запоры.
А в двери уже грохотали. Она вздрагивала, не поддаваясь ударам. Пан Камоцкий заметался по покоям. Холодный пот выступил испариной на узком лбу. Выскочил в сени. Из сеней во двор и шмыгнул в конюшню. Обезумевшими глазами искал место, где можно было б спрятаться. И не находил его. В самом углу конюшни была куча навоза. Стал поспешно ее разгребать. Когда разворошил, улегся, присыпая себя теплой и влажной трухой.
Лежал и, сдерживая дыхание, слушал, что делалось в доме. Там стоял гром и крик. Трещали сухие доски, и гневные голоса черни перекрывали этот грохот. Пан Камоцкий слушал и шептал молитву.
Не найдя Камоцкого в доме, чернь хлынула во двор. У Камоцкого остановилось дыхание, когда она вбежала в конюшню.
— Сбежал, ирод!.. — слышались голоса.
— Не мог сбежать! — уверял кто-то. — Искать надобно.
— Нету!..
Мужики добрались до псарни, которая была рядом с конюшней. Армяками накрыли собак. Потом, разыскав вожжи, повесили их на воротах. Собаки долго выли и, наконец, затихли. Обмер пан Камоцкий, когда услыхал:
— Огнем палити волчье логово!
Жечь дом мужики не стали — побоялись, что пламя перебросится на холопские хаты.
В полночь пан Камоцкий вылез из навоза. Тихо ступая, вошел в дом. Все в нем было перекрошено. Двери и окна выломаны, стол и сундуки разбиты, одежки изорваны и разбросаны по покоям, вся утварь перемолота. Сжалось в бессильной злобе сердце. Была б сейчас его сила — всех перегрыз бы зубами, передавил, чтоб детям заказали, как на панское добро поднимать руку. Был рад тому, что живность не поубивали. Вернулся в конюшню, оседлал коня. Вскочив в седло, погнал его по Могилевскому шляху. Ехал и рассуждал, что виной всему — приход московского воеводы с войском. Волю чернь учуяла и ждет защиты царя. Теперь будет бушевать чернь и грабить панские маентки.
В Могилев приехал под утро. В Днепре напоил коня, почистился от высохшего навоза. И хоть от кафтана шел тяжкий дух, явился в магистрат к пану Поклонскому и упал в ноги.
Поклонский выслушал и сжал зубы.
— Накажу! — успокоил пана Камоцкого. Отворил дверь, приказал: — Сотника сюда!
Алексашку нашли быстро. Когда он вошел, пан полковник приказал:
— Поедешь с паном Камоцким и пригонишь в город мужиков!
Алексашка не спрашивал, далеко ли ехать и зачем гнать мужиков. Взял двадцать конных, поскакал вослед за паном Камоцким в маенток, который был в двенадцати верстах от города.
Когда в маентке появились конники, объявились и похолки, неизвестно куда девшиеся ночью.
— Где были? — закричал пан Камоцкий.
— Прятались, пане, — виновато признались те.
— Прятались! Одним миром мазаны. Ведите сюда мужиков. Всех!..
Привели всех из десяти хат. Пригнали Гаврилу и еще двоих, покусанных собаками. Мужики сбились в кучу, поглядывая с тревогой на пана и конников.
— Москалей ждете, схизматы поганые! Бунтовать вздумали?! Шесть дней в неделю будете отбывать… За маемость и за собак кровью заплатите. Веди, сотник!
Читать дальше