Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

Поклонский и паны Вартынский и Шелковский, не слезая с коней, долго смотрели на город. Потом приказали полку стать табором против ворот.

Расположившись в одной из хат, пан Поклонский начал писать письмо бурмистру Лукину и королевскому уряднику Петровскому. В письме он предлагал немедля сдать город. И если таковое мещане не сделают, будет брать стены штурмом. Затем пан Поклонский отправил мужика с письмом к городским воротам. Поклонский видел, как отошла створка и мужик исчез за воротами. Полковник решил, что сдачу города к ночи ждать нечего, и дал команду войску вечерять. Запылали костры, выбрасывая в густое небо снопы искр. Костры, отражаясь, поблескивали в Днепре, и на воде то разливалось, то меркло зловещее зарево.

Рано утром пан Поклонский был на ногах. Стоял хмуро, поглядывая в сторону ворот. Всякие мысли шли в голову: а может, повесили того мужика с письмом и ждать ответа нечего? А может, еще пишут и советуются? Мужицкое войско тоже смотрело на город. И вдруг на виду у всего полка на стене мелькнула фигура человека и скатилась с трехметрового вала. Вскочив, человек бросился бежать к реке. Пан Поклонский понимал, что это не ответ на письмо, а беглец.

Наконец человек добежал до деревни. Его повели к Поклонскому. Когда Алексашка посмотрел на беглеца, ахнул и протянул руки.

— Петька!

Петька Косой хотел было броситься к Алексашке, но, увидев пана Поклонского, опустился на колени и, задыхаясь от радости, затараторил:

— Шановный пане, шановный пане! Ждут в городе русское войско, не дождутся. Чернь ликует и молит бога, чтоб быстрее пришли… Рады сдаться на имя царское!..

— Не кричи, а говори тише! — прервал Поклонский Косого. — Не глухой. Отвечай, не пришла подмога городу?

— Нету войска, шановный… Королевский урядник только с драгунами на стенах.

А через половину часа про Петьку Косого забыли: ворота раскрылись, пропуская мужика. Он принес ответ полковнику Поклонскому.

Поклонский читал письмо и хмурил брови. Королевский урядник сообщал, что ему, Поклонскому, он сдавать города не будет, а сдаст его войску царскому на милость государя. Поклонский скомкал письмо и бросил в костер. У Поклонского мелькнула мысль штурмовать ворота. И если б было хоть пятьдесят мушкетов, решился бы на штурм. Кроме того, через день или два под город придет воевода Воейков. Тщеславие толкало Поклонского на стены, а страх поражения не давал ступить шагу из Печерска. Теперь осталось только одно: ждать воеводу. Мужики, ни разу не побывшие в бою, обрадовались тому, что штурм откладывается, и целый день провалялись на траве.

Вечером снова задымили костры и пошли разговоры о казаках. Положив голову на седло, Алексашка лежал на спине и смотрел в густое, звездное небо. Степка начал снова рассказывать про баталии. Алексашка не слушал. Думал о Поклонском. Уже месяц живет с ним бок о бок, а понять пана полковника не может. И, самое главное, не видит душу его. Скрытая она и недоступная до его, Алексашкиного, ума. Племянник его, пан Вартынский, этот виден. На чернь смотрит люто… Алексашка приподнял голову, прислушался. Степка рассказывал:

— Тогда атаман Золотаренко сказал: ползи, Фонька, к стене…

— Как звали мужика? — спросил Алексашка.

— Фонькой.

— А что было перед этим?

— То было, что задумали казаки прорыть ход к стене под землей, подложить бочонок пороху и подорвать стену. Копали недели, может, со три. Когда осталось до стены метров пять, прорвало откуда-то воду и затопило ход. Опечален был Золотаренко: столько надежд строил и все рухнули. А черкасы его супокоивают: не бедуй, батько! Стену все равно разметем… Ждали только густой ветреной ночи. На ту ночь взялся Фонька подкатить бочонок к стене и взорвать его. Скоро выдался случай. Гудел ветер. В траве и листьях деревьев шуршал дождь. В бочонок казаки заделали фитиль, выкатили его. И сказал атаман Золотаренко: ползи, Фонька, к стене…

Алексашка поднялся, подошел к костру.

— Ну, рассказывай, что дальше…

— Пополз Фонька, толкая впереди себя бочонок. Мы сидим, не дышим, ждем. Время медленно тянется. Гадаем, сколько часу надобно, чтоб поджечь фитиль. Наконец приполз Фонька, а бочонок не рвется. Догадались, что погас фитиль, примоченный дождем. Тогда Фонька положил за пазуху сухой конец и снова пополз к стене.

Алексашка не вытерпел:

— Скажи, была у того Фоньки кличка?

— Какая кличка? — не понял Степка.

— Кликали его Фонька Драный нос.

— Не слыхал такой клички. Фонька да Фонька, — вспоминал Степка. — Говорил он, что не раз был сечен панскими батогами, а последний раз саблей. Говорил, что заговорен от смерти. Потому не имеет страха… А ноздри впрямь были дырявые…