Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

— Он! — вырвалось у Алексашки. — Рассказывай дальше!..

— Лежим, значит… Ночь темная, сырая. И разом будто солнце вспыхнуло, высветлив все окрест. И ухнуло так, что казалось, небо свалилось на землю. Со стены в ночь ударили мушкеты, загремели пушки. Постреляло панство и затихло. А мы ждем: нет Фоньки да нет. Потом слышим, стонет кто-то в поле, зовет. Поползли казаки и приволокли Фоньку. А ему ядрой ноги отбило.

— Как же попал он? — удивились мужики. — Ночь густая была…

— Случаем попал… Негаданно… Приволокли Фоньку. Лекарь туда-сюда, а что он сделать может, ежели ноги отшибло. Исходит мужик кровью. Его перевязывали тряпьем. Нечто тряпка удержит кровь? Под утро подошел к Фоньке атаман. Фонька говорит ему: «Бывай, батько!.. Бывайте, браты! Бейте панов, говорит, добывайте себе волю…» Утром Фонька помер. Поховали его по-казацки: в лесу насыпали курган шапками…

Поднял Степка голову и увидел, как скатилась у сотника слеза и запуталась в редкой русой бороде.

Алексашка поднялся и побрел между костров. Вышел к Днепру. Долго стоял над обрывом. Думал и надеялся, что встретятся еще. Думал, как возьмет царь Белую Русь под свою руку, вернутся в Полоцк. Не выпало Фоньке Драный нос. Упал Алексашка в траву и, обхватив голову руками, заплакал, как бывало в детстве…

Перед утром задремал. Проснулся от людского гомона. Открыл глаза — солнце поднялось высоко. А в деревне войско — воевода Воейков пришел. Подхватил саблю, побежал.

Когда оказался возле хаты, в которой остановился пан полковник, увидел, как воевода, обнимая, похлопывал Поклонского по плечу. Алексашка с радостью и любопытством рассматривал войско. Как оно было не похоже на мужицкий полк! Воины с мушкетами, с ольстрами, с запасом провизии. На конях ременная, хорошо подогнанная сбруя. Воевода и Поклонский ушли в хату. Были там недолго. Когда вышли — заиграл рожок. Войско село на коней и тронулось к воротам. Полк Поклонского потянулся за войском. В двухстах шагах остановились. Простояли около часа. Воевода собрался посылать в город письмо. Написать его не успел — ворота широко раскрылись, и в широком проеме Алексашка увидел высокую фигуру королевского урядника и Козьму Маркова. За ними — толпа горожан. На вытянутых руках бурмистр держал хлеб. Легкий ветер шевелил белые расшитые концы полотенца.

Воевода Воейков и Поклонский пошли к воротам. За ними войско.

— Сдаются на имя царское! — радостно сказал Алексашка Петьке Косому, который шел рядом.

Петька Косой что-то ответил, но что, Алексашка разобрать уже не мог. Расступаясь перед воеводой и войском, толпа гудела сотнями голосов:.

— Слава государю!..

— Долгия лета Лексею Михалычу!..

— Сла-ава!..

В церкви Богоявления Христова ударил колокол, потом второй раз. И, наконец, чаще и чаще, пока удары не слились в единый звон, который плыл над городом и таял где-то далеко в приднепровских лугах. Навстречу войску валил народ. За внутренним валом, на площади стало совсем тесно. Все перемешались — воины, ремесленники, бабы. Войско расквартировалось по хатам. Пан Поклонский увел воеводу Воейкова к себе домой. Алексашка с Петькой Косым тоже ушли на постой.

Весь день в городе было шумно и весело. В две корчмы не пробиться — полно цехмистеров и челядников. Те и другие бражничают, поднимают кружки за здоровье государя и гадают, какая будет жизнь в Могилеве. Захмелевший хлебник Васька бил себя в грудь кулаком и, расплескивая брагу, с жаром кричал:

— Не мог царь-государь покинуть белорусцев. Не мог! Одной веры с московским людом, одних кровей!.. Говорил, что придут стрельцы? Говорил. И пришли!..

— И Радзивилл еще может прийти, — перечил Ермила.

— Типун тебе на язык!

— Я не хочу того, — оправдывался Ермила. — Война. Всякое бывает на войне.

— Пей, Ермила! Чтоб во веки веков не было унии!

— За царя нашего батюшку!..

Эту ночь крепко спал Алексашка. Только сны видел тревожные. Снилось ему, что рубился на саблях с уланами, весь был измазан вражеской кровью. Потом виделось, что сидит с Фонькой Драный нос в кустах и ждет панское войско. Только Фонька порублен весь и Марья перевязывает ему не плечо, а ноги… Измучили сны Алексашку. Утром вышел из хаты, снял рубаху и ведро воды выплеснул на спину и грудь. Немного стало легче.

Алексашка съел кусок баранины, запил кружкой кваса и, позвав Петьку, пошел в магистрат, куда велел прийти Поклонский. Алексашка вошел в комнату. Пан Поклонский был в новом зеленом кафтане, синих штанах. Сапоги начищены до блеска. Он бросил на Алексашку гордый и строгий взгляд.