— Иди наверх, в квартиру, сынок, — бросает тетя Юльча. — Мать счас придет. — Эти слова она произносит совсем не «по-пештски», а так, как говорят у них дома.
Пишта крепко уцепился было за материнскую юбку, но затем послушался.
Квартира находится в том же самом доме, на третьем этаже. Дверь открывает бабушка. Она осматривает Пишту с ног до макушки, переводит взгляд на шляпу, которую тот держит в руке. Двоюродные сестры Маргитка и Аннуш тоже во все глаза уставились на него. Бабушка, взяв его за подбородок, приподнимает опущенную голову Пишты и тут же приказывает:
— Снимай-ка выходной костюм, быстро!
Бабушка — сильная костлявая старуха. Она в черном платье. Вид у нее недружелюбный, сердитый. Не такой должна быть бабушка, да она и не похожа на бабушку, которая жила у них дома и все время лежала в постели и у которой был чепец, как у бабушки из сказки про Красную Шапочку, если бы такая существовала на самом деле. Но это — мамина бабушка; матери отца уже много лет нет на белом свете. Она умерла очень давно, когда Пишта был совсем маленьким, «целых три года назад».
— Не забывай вытирать ноги, прежде чем входишь. На то перед дверью тряпка положена. Помни, это не конюшня, не столярная мастерская, а квартира. — Тут она повернулась к девочкам: — А вы чего застыли на месте, как соляной столб? Уроки приготовили? Ну-ка, садитесь, и чтоб глаз у меня от книги не отрывали.
Было ясно, что бабушка командует в квартире. Ведь тетя Юльча — «коммерсантка», ее целыми днями дома не бывает. Теперь-то он понимает, что значит «коммерсантка»…
И все же девочки не очень-то боятся бабушку. Хихикая, они направляются к столу, где разложены учебники и другие школьные принадлежности. Пишта усаживается возле двери. Бабушка снует из комнаты в кухню и обратно.
Мальчик долго сидит так. Он чувствует: все наблюдают за ним, хотя и делают вид, будто его здесь нет. Затем он тихо выскальзывает из квартиры и спускается в лавку.
Пишта встает в углу, рядом с матерью, которая переговаривается с тетей Юльчей. Когда покупатель протягивает деньги, мать умолкает и ждет, пока тетя Юльча сама снова не заговорит с ней. Присутствие Пишты тете Юльче явно не нравится.
— Пиштике, не путайся под ногами. Ступай-ка наверх, поиграй с девочками.
Мальчик поднимается наверх, вытирает ноги, прежде чем позвонить в дверь. Он мог бы поиграть с девочками — они уже приготовили уроки. Но как тут поиграешь? На девочках белые платья, голубые ленты, они непоседы, хохотуньи, посмеиваются над Пиштой, но не говорят с ним. Только смотрят и смеются. А вечером он уже получил от них прозвище: «Чернорабочий».
Произошло это за ужином. Девочки уходили в гости к какой-то Эржике, и он до самого вечера сидел в комнате один. Бабушка гремела посудой на кухне. А он едва осмеливался пошевельнуться. Теперь он уже жалел, что так упрашивал мать взять его с собой в Пешт. Дома с какой-нибудь дощечкой и ножичком он куда лучше скоротал бы время, чем здесь, в Пеште, в этой комнате, полной сверкающей мебели.
За ужином дядя Тони объяснял женщинам, что строить дома ниже пяти этажей не имеет смысла: «Земля очень дорогая».
— Но на такой огромный дом у кого же деньги найдутся?
— Банк поможет. Все так строят, а за двадцать лет из квартирной платы погашают банковский кредит. Разумеется, начальный капитал тоже нужен. Здесь строительные леса обходятся дороже, чем у вас целый дом.
— Для чего нужны леса, коли они такие дорогие?
— Так ведь сами по себе кирпичи наверх не поднимутся, — рассмеялся дядя Тони. — К лесам крепятся лесенки, на них встают по четыре-пять человек, словом, сколько потребуется, и перекидывают друг другу кирпичи. Все выше и выше, а потом подают кирпичи каменщикам. Эти люди — поденщики, ну, как же их называют, ну… — тут он запнулся, потому что никак не мог вспомнить нужное слово.
— Чернорабочие, — подсказал ему Пишта. Мальчика обрадовало, что за едой все разговаривали; дома это не было принято.
— Ага, чернорабочие, — согласился дядя Тони, как видно, он счел вполне естественным, что ребенок вмешивается в разговор взрослых. — Если уж на то дело пошло, здесь строительство-то все-таки обходится дешевле, чем в деревне. Ведь банк дает кредит и на амортизацию, так что тут никакой беды быть не может. Мы еще несколько годков поработаем, пока Маргитку замуж не выдадим. А там тоже дом построим. И станем жить на доход от него, а лавка дочуркам останется.
Пишта бросил взгляд на щуплых девочек. Маргитке стукнуло десять, но она до того по-птичьи костлявая, что немыслимо даже представить ее замужем. Аннуш исполнилось семь, она ровесница Пишты, но гораздо меньше его, худее. И как это у таких неимоверно толстых людей родятся такие худосочные дочери?
Читать дальше