Йожеф Лендел - Избранное

Могли бы привезти хозяевам добрый окорок, чтобы попреков не было, что им, мол, сели на шею, да еще вместе с ребенком. Но те — богачи, владеют мясной лавкой, ведь дядя Тони не какой-нибудь мясник, а владелец магазина, мастер, ему в жизни подфартило, потому не так-то просто взять Пишту с собой…

О них отец говорил обычно так: «Тони — отличный мужик, а вот сестра твоя Юльча совсем нос задрала». Мать же обычно отвечала: «Разве я виновата, что мы в бедные родственники попали? Приданое у меня было не меньше, чем у Юльчи. Но Тони и нынче свиные туши с телеги на своем горбу перетаскивает, а другие в корчме с полудня в карты режутся или стены подпирают перед аптекой. Да о политике рассуждают день-деньской, пропади она пропадом эта политика, коли к вечеру все выпивкой кончается!»

«А ну, попридержи язык», — отвечал, скрипя зубами, отец и уже высматривал, чем бы таким грохнуть об пол.

Он и Пишту не любит. Если тот случайно заходит в столярную мастерскую поискать какую-нибудь дощечку для игры, отец тут же в крик: «Тебя что, мать послала? Подглядывать?» А Пишта приходил сам по себе, да и мать вовсе не подглядывать его посылала, а за стружками. И только плакала, когда ему не удавалось принести стружек, потому что мастерская оказывалась закрытой. «Опять где-то шляется», — всхлипывала она.

Приближается тетя Юльча. Она расталкивает людей, как шар сбивает кегли. «Тери! Тери!» — кричит она из людского водоворота.

— Юльча! Я здесь! — плачущим голосом отзывается мать.

— Ну, вот, — говорит тетя Юльча, тяжело дыша. — Я уж совсем вас обыскалась! Быстренько! Быстренько! — говорит она, целуясь с матерью. — Носильщик! — вопит она, задрав голову. — А ну поставь корзину, — тут же приказывает она матери. — Если ты нездорова, тебе нельзя таскать тяжести. — И наконец замечает мальчика. — Пиштике, до чего же ты вырос! — и снова: — Носильщик! Куда они все, к чертям, подевались? Когда не нужно, на каждом шагу предлагают услуги. Носильщик!!!

К ним подходит потный старик в красной фуражке, поднимает дорожную корзину, сплетенную из белых прутьев, сумку с провизией и большой, обтянутый холстиной короб.

Мать достает из кошелька с никелированной кнопкой какую-то бумажку и недоверчиво протягивает носильщику.

— Получите, но только осторожнее, там бутылки, — говорит она.

— Не извольте беспокоиться, — успокаивает ее носильщик и подхватывает пожитки.

— Немного виноградной палинки, — оправдываясь, произносит мать, — еще дедушка выгонял.

— Ах, оставь ты, — тяжко отдуваясь, говорит тетя Юльча.

Это «ах, оставь ты» звучит совсем «по-столичному», дома так не говорят. Прав отец: тетя Юльча зазналась. Она стала еще толще, чем была позапрошлым летом, когда гостила у них дома. Хотя и тогда уже, стоило ей охнуть, и у нее сзади, на блузке, трещали маленькие черные застежки.

— Пошли побыстрее, Тони в лавке один. Пиштике, иди-ка следом за носильщиком. Да смотри не отставай!

Носильщик поставил поклажу на сиденье. Пиштике в коляске оказался зажатым между мощными бедрами тетки и матерью, но места было достаточно, и он все хорошо видел, потому что взрослые шептались между собой, откинувшись назад. Мальчик поспешно и суетливо вертел головой направо-налево, чтобы не пропустить ничего заслуживающего внимания.

Но город оказался не таким, каким он его представлял себе дома. Трамваи вовсе не звенят «трам-трам». Тогда почему же они «трамваи»? На улице не такая уж «пропасть» людей, во всяком случае, нет той сутолоки, какая бывает у них во время ярмарки. И дома не так уж высоки. Четырех-пятиэтажные.

Дома у них тоже есть одно двухэтажное здание на главной улице. Усадьба тоже двухэтажная, верхушку ее можно увидеть, если заглянешь сквозь металлические прутья ограды в глубь парка.

Вот они и прибыли, выгрузили вещи, тетя Юльча расплачивается с извозчиком. Все тут же направляются в лавку. «Заведение» дяди Тони — о котором столько говорилось дома — всего-навсего комната с входной дверью и единственным окном, между ними — в закутке — касса. Туда и уселась тетя Юльча, вытирая платком пот с лица и обмахиваясь им. Дядя Тони только сделал им знак рукой из-за прилавка, в этот момент он взвешивал кусок колбасы женщине в платке. Прилавок расположен прямо против входной двери. За прилавком стоит и помощник, он рубит мясо топором и балагурит с покупательницами. Точно так же, как у них дома помощник тамошнего мясника — Лаци. Три женщины ждут своей очереди, и теперь, когда все они вошли внутрь, лавка оказалась переполненной.