Уилбур Смит - На краю света

Таита тихо рассмеялся:

– Как это по-женски! Вы никогда не забываете комплиментов.

– Ну, такой искусный точно не забудешь, – согласилась девушка. – Я принесла тебе подарок. Помнишь, что это было?

– Горсть извести, – сразу ответил маг. – Воистину бесценный дар.

– Ты можешь рассчитаться со мной сегодня, – сказала она. – Моя цена – поцелуй. Или столько поцелуев, сколько ты сочтешь честной уплатой.

– Мне на ум приходит только одно число – десять тысяч.

– Предложение принимается, господин мой. Первую сотню я желаю получить немедленно. Остальные можешь выплачивать по частям.

По мере приближения к Карнаку продвижение флотилии все больше замедлялось из-за восторженных встреч, которые устраивало ей население. Наконец прибыли царские гонцы, которым пришлось отчаянно грести вверх по течению от дворца. Они доставили приказ начальнику флотилии поспешить и незамедлительно явиться ко двору в Карнаке.

– Твой внучок Нефер-Сети никогда не отличался терпением, – сказал Таита Фенн, которая взволнованно рассмеялась.

– Как мне хочется его увидеть! Я рада, что он велел Мерену поспешить. Сколько лет должно быть Неферу-Сети сейчас?

– Пятьдесят четыре, наверное. А Минтака, его царица и главная жена, не намного моложе. Интересно, что ты скажешь о ней, ведь характером вы очень похожи: обе своевольные и упрямые. Стоит ее задеть – и она становится почти такой же свирепой, как ты.

– Не вполне понимаю, ты хотел сделать нам комплимент или оскорбить? – отозвалась Фенн. – Но я уверена в одном: она мне понравится, ведь это мать моих правнуков.

– Я предвижу, что ум Минтаки в смятении. Эос и ее фальшивый пророк Соэ до сих пор обвивают ее, как змея кольцами. Пусть Эос повержена, а силы ее развеяны, Соэ продолжает удерживать царицу в своих когтях. Освободить ее – наш последний священный долг. После этого мы с тобой сможем отправиться за нашей мечтой.

И они прибыли в Карнак, город ста ворот и бесподобного величия, которое вернулось к нему после возрождения реки. В столице, ныне многолюдной, царило оживление, как никогда прежде. Путешественники влились через городские ворота внутрь, где воздух дрожал от барабанов, пения рогов и криков толпы.

На царской пристани выстроилась большая группа встречающих в составе жрецов, знати и военачальников, одетых в белые официальные одежды и в сопровождении не менее нарядной свиты.

Как только Мерен и Тинат ступили на берег, звонко запели трубы, а многолюдное собрание разразилось приветственными возгласами. Великий визирь подвел почетных гостей к приготовленной для них паре роскошных колесниц. Обе повозки были обшиты листовым золотом и отделаны драгоценными камнями, так что сверкали и искрились в ярком свете солнца. Тянули их не менее роскошные упряжки из собственных конюшен фараона: одна была белой, как молоко, другая – вороной, как черное дерево.

Мерен и Тинат запрыгнули в колесницы и погнали коней. Колесо в колесо они ехали по царской дороге между рядами каменных сфинксов – два воина в боевых доспехах и облачении. Им предшествовал конный эскорт, а позади следовала сотня царской стражи. Голос толпы гудел над ними, подобно урагану.

Далеко позади шли в своем неприметном обличье Таита и Фенн, пробираясь через колышущуюся, беспокойную толпу, пока не достигли дворцовых ворот. Здесь они остановились и, взявшись за руки, окутали себя заклятием сокрытия, с помощью которого незамеченными проникли между стражами в большой царский зал. Маг и девушка расположились в сторонке от роя придворных и сановников, заполнявших помещение.

На помосте в дальнем его конце бок о бок восседали на тронах из слоновой кости фараон Нефер-Сети и его супруга. Голову фараона венчала голубая военная корона, называемая хепреш: высокий головной убор с боковыми накладками, украшенными дисками из чистого золота, а спереди на нем крепился урей с переплетенными головами кобры и коршуна, символами Верхнего и Нижнего царств. Лицо фараона не было раскрашено, обнаженный торс демонстрировал шрамы, полученные в пятидесяти битвах, и мышцы груди и рук, по-прежнему крепкие и упругие. Таита изучил ауру царя и обнаружил, что она выдает стремление к свершениям и упорство в исполнении долга. На царице, сидящей рядом с ним, тоже красовался урей, но волосы ее подернулись сединой, а на лице лежала печать скорби и печали по детям. Аура ее выглядела сумбурной и неуверенной, раздираемой сомнениями и виной. Горе ее было глубоким и безысходным.