Роман Петрозашвили - У стен Анакопии

— Понимаю. А что если придут к тебе ромейские купцы с жалобой?

— Когда придут, тогда решим, как быть, а пока... мы ничего не знаем, — повторил Леон. — Пойду лошадей смотреть. Если спросят меня, ответь: уехал, не сказал куда. Вечером будет.

Леон подозвал молодого абазга с лошадьми. Оба ускакали наметом, но не в ту сторону, где пасся табун правителя, а в лес. Знал Федор, куда поехал брат, и еще раз позавидовал ему.

3

В Анакопии многие абазги живут в каменных домах, на ромейский лад строенных, а в лесах общинами селятся, скрыто и вразброс — как предки их жили. Круглые плетеные жилища простых абазгов прячутся в густом подлеске из лавровишни, падуба и рододендрона. Проедешь рядом — не заметишь, разве что мелькнет островерхая крыша, да и на ту не обратишь внимания — так неприметно сер выцветший и свалявшийся папоротник, которым абазги кроют свои хижины. Присутствие человека выдают лишь небольшие участки возделанной на поле земли, огороженной от лесного зверя кольями. Сеют лен, просо—не более того, что нужно для семьи и случайного гостя. Леон сдержал коня и поехал шагом. Тихо в лесу. Ветер гуляет по вершинам великанов буков и дубов; сквозь молодую, еще не огрубевшую листву на землю ложится мозаика живых солнечных пятен. В лесу еще по-весеннему светло, воздух сырой и вроде с прозеленью; в нем стоит медовый дух цветущего самшита. Усердствует дятел над полусгнившим пнем; сойка поодаль сопровождает конных, перепархивая с ветки на ветку — не птица, а божье наказание для охотника-абазга: не даст подкрасться к зверю, предупредит своим пронзительным криком. Но Леон не обращает на нее внимания — не на охоту едет. Сопровождающий его молодой воин держится позади. Лес полон затаившейся жизни. Водятся в нем вепри, медведи, олени, злые рыси, волки, а мелкой живности — не счесть. За рекой Апсарой, на лесных прогалинах по взгорью, пасутся могучие остророгие зубры, а выше, в горах — серны и горные туры — желанная добыча для смелого охотника. В лесу полно диких пчел; их мед душист и целебен: он даже на императорском столе в почете. Богата земля абазгов дичью и ценным лесом — самшитом, тисом; лежит она на скрещении больших дорог: на восход, через Эгриси [10]и Картли, — в далекие страны — Персию, Индию; на закат, через земли родственных абазгам племен санигов, зихов [11]— к хазарам и далее к славянам; летом через горы можно пройти к аланам и хазарам, а морем путь открыт в стольный город ромеев— «Око Вселенной» — Константинополь, а далее, через Пропонтиду, — на просторы Маре нострум [12]омывающего земли латинян и черных народов знойной Африки.

Все алчут завладеть благословенной землей абазгов. Первыми еще в стародавние времена пришли морским путем на Кавказское побережье Понта Эвксинского из малоазийского города Милета эллины и основали здесь колонии; доходили сюда персы, арабы, по-волчьи налетали хазары, аланы, а два века назад в эту землю вцепились наследники римлян — ромеи. Их императоры во имя бога, отца, сына и святого духа крестом и мечом подчинили себе Абазгию. Леон думал о своем почившем год назад отце Константине с благодарностью. Мудро и осторожно вел он абазгское эриставство через бурное море войн и нашествий. «Он был хорошим кормчим, умело выбирал правильный путь своему кораблю. А я смогу ли?».

Пятнадцать лет прожил Леон заложником в Константинополе и все эти годы не видел отца, а приехав, не узнал его в больном старце. Константина снедал какой-то злой недуг. Не помогли ни ромейские лекари, ни абазгские ведуны целебных трав — больной таял, лицо ого истончалось, желтело, временами его мучили сильные боли в правом боку под ребрами. Домочадцы, да и сам больной, чувствовали: конец близок. На второй день после приезда сына Константин приказал оставить его с ним наедине. Когда все вышли, Леон, холодея сердцем, стал перед отцом на колени. Константин положил сыну на плечо легкую восковую руку в синих прожилках.

— Твоя мать ушла на небо с молитвами о тебе. Слава богу, что у меня достало сил тебя дождаться. Ты вернулся вовремя, сын мой, — говорил Константин. — Отправил я тебя по требованию императора в Константинополь и вверил богу. Из тебя старались сделать верного слугу империи ромеев, но богом данный покровитель и воспитатель твой Деметрий дал знать мне, что я смело могу оставить на тебя нашу страну и народ.

— Я уехал абазгом-отроком, а вернулся абазгом-воином, — сказал Леон.

На черных, искусанных губах Константина промелькнула слабая улыбка.