Катя задыхалась, и Григорий чувствовал, что сейчас, если усатый не уймётся, произойдёт взрыв. Нет, нельзя, нельзя этого допустить.
Но усатый солдат не сдавался:
— И ты туда же, курносая. Грамотные больно. Мир! Что ты знаешь про войну и про мир?
— А что вы знаете про большевиков и Ленина? — не сдержался Ростовцев. — Вы в карцере сидели? Вы шомполов по спине отведали? Или, может быть, сами угощали шомполами да нагайками борцов за свободу?
То ли попал Григорий в самую точку, то ли, наоборот, обидел усатого этими словами, только поднялось в казарме что-то невообразимое. Один солдат громче других кричал: «Да тихо же! Тихо, дай послушать». А шум продолжался.
— Солдаты!.. — пытался урезонить сослуживцев Лагутин.
Катя остановила его:
— Граждане солдаты, я обращаюсь к вам от имени «военки»...
Но и Катю уже не слушали. Отдельные слова, долетевшие до Григория, только подтверждали, насколько сложна, накалена обстановка в этой разноликой, хотя и одетой в одинаковую форму, солдатской массе. И про землю, и про хлеб можно было услышать в разрозненных выкриках, а главное — про войну, фронт, окопы...
И вдруг Григорий услышал довольно звонкий голос, показавшийся ему удивительно знакомым:
— Братцы, дайте слово сказать! — Шум несколько стих. — Несправедливо так... Керенский приходил, говорил красиво, слушали мы его? А? Слушали?
— Слушали, ну и что? — был ответ.
— Этот... фамилию позабыл. На чих походит.
— Чхеидзе.
— Во-во, он самый. И его слушали.
Григорий уже узнал солдата — это же Иван Викулов, брат дворника Никодима!
— Так ведь и Ленина послушать надо, — продолжал Иван. — Чтобы про всё понятие иметь.
— Верно!
— Вот и я говорю, — подытожил Викулов, — надо прислушаться к голосу большевиков и Ленина.
Катя тут же повернулась к солдатам:
— По-моему, правильно сказал вам товарищ. Те, кто выступал в эти дни перед вами, говорили против большевиков и Ленина. Это и понятно: они заодно с буржуазией. А вы вроде того коня, у которого шоры на глазах. Сдёрните их да оглянитесь, послушайте Ленина, а потом и решайте, с кем по пути. Ведь у каждого из вас голова на плечах не только для того, чтобы шапку носить или усы, вроде этого крикуна...
— Ну-ну, не очень, — уже несмело, сдаваясь, пробурчал усатый.
Иван Викулов смотрел на Катю — бедовая!
— Ладно, — сказал он, обращаясь к солдатам. — На том и порешим. А к проходной я сам их провожу.
Отряд рабочей милиции Металлического завода был уже выстроен на перроне Финляндского вокзала, когда Григорий увидел, как всё теснее и теснее становится на платформе. Ещё в девять вечера, а то и раньше собрались металлисты возле завода и колонной, с красным знаменем направились к Финляндскому вокзалу. Ростовцев знал многих членов Центрального и Петербургского комитетов партии, партийных активистов Выборгского района и охотно рассказывал о них товарищам. Об одном жалел Григорий — нет Свердлова, его бы сюда, сколько радости испытал бы Михалыч!
Был двенадцатый час. Прозвучал колокол. К перрону, почти не замедляя хода, подошёл поезд. Громкое тысячеголосое «Ура!» завладело вокзалом. Рабочие, солдаты, матросы — все, кто заполнил перрон, приветствовали человека, стоящего в тамбуре вагона с непокрытой головой.
Ленин!
Ему отдаёт сейчас рапорт морской офицер — командир почётного караула, состоящего из моряков. Потом оркестр гренадерского полка заиграл «Марсельезу».
Ростовцев увидел Чугурина. Иван о чём-то пошептался с Женей Егоровой — одним из секретарей Выборгского райкома партии, а затем направился к Ленину. Григорий стоит близко, и ему слышно, как Нижегородец произносит взволнованным, срывающимся голосом:
— Владимир Ильич! Мне поручено в честь вашего возвращения на родину вручить вам партийный билет. Большевики-выборжцы считают вас членом своей районной организации.
Партийный билет... Первый партийный билет Ленина!
— Благодарю вас, товарищ Пётр. Ведь вы учились в Лонжюмо... Ну конечно же, товарищ Пётр. Наденька, — обратился он к Надежде Константиновне Крупской, — ты узнала его?
Ленин спросил у Чугурина, наш ли это караул, и удовлетворённо кивнул, когда узнал, что эти военные сочувствуют большевикам, что они вызвали броневики.
Рабочие парни с красными повязками на рукавах идут вслед за Лениным. Рядом с Чугуриным — Егорова. Егоровой она стала во время побега из ссылки — жена ссыльного Николая Козицкого отдала ей свои документы. А в действительности она латышка — Элла-Марта Лепинь. Это она, Егорова, предложила, чтобы партийный билет Ленину вручал именно Чугурин: он и большевик со стажем, и рабочий, и лично знаком с Владимиром Ильичём.
Читать дальше