Борис Шелепов - Их было трое

Несколько фамильярный тон последней фразы покоробил мистера Стрэнкла, но он ответил мягко.

— Слово джентльмена: я никогда не встречался в Тегеране с сотником Кубатиевым. Вот ваши деньги, — гость положил на стол небольшой кожаный мешочек. — В золотой турецкой валюте.

Сотник резким движением отодвинул деньги. Достал из стола вдвое больший сафьяновый мешочек, вышитый бисером.

— Прошу вас, мистер Грей… Век буду благодарен… Не сможете ли вы доставить деньги моему двоюродному брату Саладдину Кубатиеву в селение Фидар? Запишите, пожалуйста, адрес. Впрочем, его каждый там знает. Если Саладдина не пустили в расход большевики…

— Считаю долгом цивилизованного человека… — перебил Стрэнкл.

— …Передайте: «Деньги на воспитание мальчика Знаура». Мальчик как приемный сын живет у Саладдина. Он… мой родственник. Сейчас ему четырнадцатый год.

— Позвольте, — возразил Стрэнкл. — А если вашего брата нет в живых, где же я найду мальчика? В ауле, надо полагать, есть мальчики с таким именем.

— Он носит нашу фамилию. Если Саладдин в тюрьме или на том свете, то Знаура Кубатиева можно разыскать через одноглазую дочь лесника. Дело в том, что она покровительствует сиротам и незаконнорожденным. Несчастный кавдасард…

— Что значит — «кавдасард»? — полюбопытствовал Стрэнкл.

— Так, к слову, не обращайте внимания, — уклончиво ответил Кубатиев. — Скажите просто: «От Сафара». Если спросят, где я, ответьте, что вернется с победой в Осетию, а пока, мол, ничего неизвестно.

Кубатиев наполнил бокал вином.

— Прошу вас.

— Благодарю. Не пью. Что вы еще хотите передать на родину, господин сотник?

— Запишите, пожалуйста, имена и фамилии людей. Вот нужная вам схема.

— Записывать? О нет! — Стрэнкл гордо улыбнулся. — Я все прекрасно запомнил, мистер Кубатиев. У меня превосходная память. За схему благодарю. Желаю счастья. Олл райт!

Корни вывороченного из земли столетнего бука чуть шевелятся над обрывом, как щупальцы огромного спрута.

На поляне, у самого обрыва стоит женщина в черном платье, похожем на монашескую одежду. Левую щеку и глаз закрывает темный платок, но открытая половина лица напоминает о былой красоте.

Глядя по сторонам, она кивает головой, словно оценивая работу воды и ветра.

Три дня и три ночи в горах западной Осетии бушевала буря, шумели ливни. Удары грома, словно горные обвалы, сотрясали землю и замирали где-то в глубине Дигорского ущелья. Все живое в ужасе умолкло перед разгневанной природой. И, казалось, нет конца ненастью. Но гроза кончилась вдруг. Еще слышался шум сбегающей воды и где-то далеко, за полторы версты, внизу грохотали, перекатываясь, валуны по дну Уруха.

К полдню под лучами весеннего солнца вновь ожил цветистый ковер альпийских растений. Над омытой ливнем землей поднимались одуряющие запахи цветов.

Хадзигуа (так звали женщину в черном) собирала лекарственные травы.

Она подняла большую легкую корзину и пошла от обрыва, где повис корень поверженного бука. Женщина часто останавливалась, разглядывала растения, некоторые срывала.

Хадзи знали не только жители окрестных селений. Слухи о ней больше добрые, а иногда злые уходили в дальние районы Осетии. Многих раненых красных партизан, скрывающихся в лесах во время деникинского нашествия, спасла от смерти одноглазая знахарка.

Считали Хадзигуа и колдуньей, верили пророческим присказкам этой лесной женщины. Жила она в каменной сторожке, которую выстроил покойный отец, лесник.

Мать ее, Саниат, была известна своим умением вылечивать травами многие недуги. Еще Саниат пользовалась славой знаменитой сказительницы. От нее Хадзигуа и унаследовала специальность дашны — лекарки и искусство рассказывать всякие были и небылицы — не забавы ради, а чтоб дать людям полезный совет, предупредить кого-то об опасности.

Сторожка стояла в двух верстах от селения Фидар. В минувшем, девятнадцатом году, это было партизанское селение, не покоренное деникинцами.

Нередко к Хадзигуа приезжали гости из свободного Фидара. «Что нового, тетушка Хадзи?» — спрашивали партизаны. «Новости ходят в солдатских сапогах по кабардинскому аулу Анзорово и топчут еще не потухшие угли», — отвечала хозяйка, что означало: каратели жгут партизанские дома в Кайсын-Анзорово, которое находится у самой границы Кабарды с Осетией.

А однажды Хадзи сказала добрым гостям: «Есть у меня новая сказка о черных воронах, которые спали у древней башни и не гадали — не ведали, что рядом орлы летают…» Догадывались партизаны: в развалинах сторожевой башни беспечно пируют дозорные карательного отряда. «Орлы-партизаны» могут налететь на них и захватить всех без единого выстрела.