Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

Наконец подал голос Мехлис:

— А я бы уже сейчас дал генералу Ватутину если не Северо-Западный фронт, то какой-либо другой.

Сталин усмехнулся.

— Лев Захарович, твоими бы устами мёд пить! Кстати, Кирилл Афанасьевич, в чём «отличился» на фронте товарищ Мехлис? Я спрашивал об этом Булганина, когда он вернулся в Москву, но он толком ничего мне не объяснил.

Мерецков смутился.

— Пусть вам объяснит сам Лев Захарович… — Помолчав, он добавил: — А вообще-то он извинился за свою горячность, и больше претензий друг к другу мы не имеем. Так, Лев Захарович?

— Не стану отрицать, я действительно тогда погорячился, хотя по-прежнему считаю, что генерал Курочкин дол жён жёстко требовать от командармов учить войска воевать по-современному, а не либеральничать.

— Мы это дело поправим, — твёрдо произнёс Верховный, и в его глазах блеснули искорки. — Сейчас идёт жестокая, кровавая война, решается вопрос, кто кого: или мы разобьём полчища гитлеровцев, или они сомнут нас. Поэтому биться с врагом надо до последнего, и тому, кто этого не понимает, нельзя доверять высокий пост. Считаю, что мы правильно поступили, сняв генерала Качанова с поста командующего 34-й армией. Давно следовало это сделать.

«Кажется, вождь принял сторону Мехлиса», — грустим подумал Кирилл Афанасьевич и, уже ничуть не смущаясь, заявил Сталину, что готов отвечать головой за всё, что делает на фронтах как представитель Ставки.

— Я бы не хотел, чтобы мои слова вы, товарищ Сталин, восприняли как риторику или лозунг. — Мерецков произнёс эту фразу сдержанно, но твёрдо. На лбу у него появились глубокие складки. — У меня нет оснований предъявлять серьёзные претензии к командованию Северо-Западного фронта. Если таковые есть у Льва Захаровича, вам решать.

Мехлис поднялся с места, хотел было что-то возразить, но его опередил Верховный.

— Вам, Кирилл Афанасьевич, я полностью доверяю. — Лицо вождя посветлело, словно осветилось изнутри, усы шевельнулись. — Это хорошо, что обстановка на Северо-Западном фронте стабилизировалась. Вижу, вы там вошли в курс дела, копнули глубоко. У меня для вас есть новое ответственное задание. — Он пригласил Мерецкова к оперативной карте. — Начальник Генштаба маршал Шапошников доложил, что, по данным наших разведчиков, финны рвутся к Волхову, чтобы соединиться с немецкими войсками. Надо любым способом остановить их!

Мерецков знал, что на Ладожско-Онежском перешейке с финнами сражается 7-я армия генерала Филиппа Гореленко, Героя Советского Союза. Военачальник он расчётливый, в огонь с ходу не бросается и войска бережёт.

— Я же его знаю, товарищ Сталин! — воскликнул Кирилл Афанасьевич. — Героя он заслужил за храбрость в боях с белофиннами и умелое руководство войсками. Я сам подписывал представление на Гореленко.

— Но его войска отступают на юг, к Свири, вот сюда! — И Сталин ткнул указкой в жирную точку на карте.

— На фронте и такое случается, — тихо обронил Мерецков.

Однако Верховный никак не отреагировал на его слова.

— В 7-ю армию горит желанием съездить товарищ Мехлис, — вновь заговорил Сталин. — Но туда лучше ехать вам. Глаз у вас намётан, генерала Гореленко вы знаете ещё по финской кампании, вам легче будет разобраться с ним. Ну а уж если ситуацию вы оцените как критическую, разрешаю вступить в командование 7-й армией. Напишите приказ об отстранении от должности генерала Гореленко и завизируйте его как представитель Ставки Верховного Главнокомандования. Главное, ради чего вас туда направляет Ставка, — продолжал Верховный, — не дать финнам соединиться с немцами. Я не знаю, что там надо сделать в первую очередь: то ли укрепить оборону, то ли выявить слабые рубежи противника и ударить по ним, то ли ещё что-нибудь. Вы уж сами решите, но зря время не теряйте и действуйте железным кулаком!

Мехлис подошёл к Сталину и попросил разрешении ехать в 7-ю армию вместе с Мерецковым.

— Вдвоём, как мне кажется, мы быстрее решим там все проблемы. Наверняка в армии слабо поставлена партийно-политическая работа, и это отрицательно сказывается на боевых действиях войск.

Сталин чему-то усмехнулся в усы, качнул головой, потом взглянул на Мерецкова, словно ждал, что скажет тот, но Кирилл Афанасьевич молчал. Он открыл свою рабочую папку и, казалось, что-то искал в ней.

— Я не возражаю, Лев Захарович, но как решит товарищ Мерецков.

Слова Верховного больно отозвались в душе Мерецкова. Неужели он не понимает, что Мехлис в военных вопросах, не говоря уже о тактике и стратегии, мало что смыслит? Да, говорит Лев Захарович хорошо, как искусный оратор, но на фронте чаще всего нужны не слова, а умение действовать самому, если же потребуется, вот как сейчас, то научить других. Слово ещё не есть дело, ибо всякая истина, даже самая простая, закрепляется практикой. Теперь Мехлис посмотрел на Мерецкова, ища у него поддержки.