Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

На очной ставке между мной и Одерихиным в присутствии вашего помощника, когда вопрос коснулся применения на допросах нашатырного спирта, Захожай сделал удивленные глаза и обрушился на меня с упреками, что я применял, по его мнению, зверские методы, душил газом людей, разрушал арестованным легкие и пр. Зачем он рисовался при помощнике военного прокурора, зачем представлялся «мадонной»? Разве он не знает, что нашатырный спирт применялся и в 1939 году, что применение нашатырного спирта в Краснодаре не прекращалось, будучи раз начато. Зачем же он напускает на себя «невинность», разыгрывает из себя новорожденного? Он не только знает, но и сам им пользовался, — потому что арестованные, к которым наш. спирт применялся, числились за следчастью. Захожай прекрасно знает, что применение нашатыря изобрел Березкин, а в 1939 году им заведовал начальник внутренней тюрьмы Лобода, который держал его в объемистом сосуде в подвале и там же его применял к арестованным. О том, что нашатырный спирт продолжает применяться и после ареста Малкина и Сербинова, я узнал летом прошлого года, когда получил задание от Шулишова применить его к арестованному Хачатурову, а затем — Братченко.

Я думаю, что вы как следует спросите Лободу, и он скажет, кто же внедрял нашатырь. Не напрасно же он держал у себя целую аптеку. Пусть он покажет военному прокурору и те «инструменты», которыми били в тридцать девятом году арестованных. Я думаю, что палки с толстыми и частыми сучками еще не спрятаны. Эти инструменты я впервые увидел в тридцать девятом году и, возможно, недоучел их силы, вследствие чего погиб арестованный Колода. В массовую операцию я бил арестованных, но бил рукой, без всяких инструментов и приспособлений.

Избиение арестованных осуществлялось не только в Краснодаре. Очень усердно пользовались этим методом в г. Сочи. Пом. нач. Сочотдела Иванов избивал арестованных вместе с начальником отдела Поляковым. Об этом он рассказывал мне лично, даже называл фамилии битых. Спрашивается: почему же Безруков арестован, а Поляков до сих пор здравствует? Поляков, который разъезжал пьяным на машине, стрелял из револьвера по автобусу с пассажирами? Почему благополучно здравствует начальник Новороссийского ГО Селезнев, который рвал рейтузы на женщине — ценном агенте НКВД?

Я бы просил вас дать мне возможность написать дополнительно и о «городском» деле (Осипова и др.). У меня в камере уже нет бумаги — я принужден закончить заявление.

Прошу предоставить мне возможность написать в ЦК ВКП(б) о состоянии в крае агентурной работы, которая выглядит очень плохо, а для Кубани — даже опасно. Все это тоже упирается в живых людей.

Прошу также встретиться со мной, я расскажу подробности о том, как ликвидировалось дело «Приезжая». Но рассказ этот возможен один на один, без Захожая.

Н. Безруков».

Ну вот и все. Заявление написано, посмотрим, как Захожай с Шулишовым выйдут из этого положения. Если Гальперин проявит принципиальность — будет несладко…

Когда письмо с заявлением было передано прокурору, Безрукова обуяли сомнения. Правильно ли он поступил? В конце концов пытки и фальсификация были. Разве важно, закончились они при Захожае или продолжались? Применял он их лично или нет? На весах его судьба, а не Захожая, и говорить надо о том, что сделано им, а не другими. Что ни говори, а следствие можно вести по-разному: ограничиться двумя-тремя фактами и с глаз долой. А можно наковырять такого, за что приговорить к сотне расстрелов будет мало. «Вот на это своим неразумным поведением я и толкал Захожая. Зря, черт бы меня побрал!»

— Присаживайтесь, Безруков. Как самочувствие? Голова не болит? — Захожай доброжелателен и Безрукову хочется ответить тем же.

— Нет, лейтенант, голова не болит, но настроение скверное.

— Что так?

— Обстановка.

— Не накаляйте — она будет нормальной.

— Больше не буду, — добродушно улыбается Безруков и смотрит прямо в глаза Захожаю. — Точно, точно! Я все обдумал, многое понял и принял решение.

— Не знаю, что за решение вы приняли, но если оно предполагает нормальную обстановку — что ж, я за такое решение. — Помолчали. — Итак, вы готовы отвечать на вопросы?

— Да.

— Военпрокурора товарища Гальперина вам представлять не надо?

— Разумеется — нет.

— Хорошо. Он примет участие в допросе. Надеюсь, вы не против?

— Нет-нет, пожалуйста.

— На предыдущих допросах вы, с большими, правда, потугами, рассказали нам кое-что о своей вражеской деятельности. Скажите, вам приходилось фальсифицировать групповые дела из арестованных одиночек? Вы понимаете, о чем я говорю?