Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Последние вести — Рада пала, казаки объявили войну Каледину. Австрийский центральный комитет социал-демократической партии подал в отставку, так как рабочие Будапешта не подчинились приказам прекратить стачку.

Ночью Троцкий поехал в Брест.

Саботажники… заискивают и обивают пороги комиссариата. Несмотря на голод (хлеба нет, днями его не вижу, говорят, уже выдают 1/4 фунта, картофель вместо хлеба)… несмотря на это, дисциплина поразительна.

Умирая с голоду, мы побеждаем!

Твой Игнат.

Григорий — Игнату.

16/1-1918 г.

Здравствуй, Игнат!» Сегодня получил твою ободряющую открытку о приезде.

Как я рад!..

К нам обращаются в первую голову: «Что думает правительство в лице местной власти?» Недавно я послал тебе письмо. Теперь же я прошу тебя купить для меня обязательно: 1) «Русская фабрика», Дементьева и 2) «Правила о вознаграждении и пенсиях вольнонаемным мастеровым, рабочим и служащим в Артиллерийских заведениях Военного ведомства с приложением выработанных Особой комиссией Инструкций медицинского освидетельствования». Издано под редакцией Н. М. Лисовского, С. -Петербург, 1908 г., цена 50 коп. Эту книжечку можно достать в министерствах, но надо обязательно. Потом, между прочим, но обязательно захвати новинок книжных, на свой вкус… Твое письмо шло 8 дней. Я послал тебе телеграмму.

Твоя открытка приводит всех нас в веселое настроение, все рады…

Ну, надо кончать… Сейчас надо бежать на собрание Полевого Строительного Управления.

Сейчас, в 2 ч. дня, было собрание солдатских секций. Уже мы можем свалить эсеров и меньшевиков. Но теперь я буду ждать тебя, выберем тебя председателем Совета и исполнительного комитета и разгоним эту банду.

Ну, пока все.

Жму руку петербуржцу.

Твой Григорий.

Всего каких-нибудь два с половиной месяца пepeдышки, и то со стремлением буржуазии и черносотенце» поднять восстания, со стрельбой из-за угла и попыткой покушения на Ленина…

Нет, ни на миг не прекращалась война, объявленная пролетариату черными силами контрреволюции. А теперь, с начала восемнадцатого, эта война вступила в иную, еще более обострившуюся стадию.

Пролетарский Брянск взрывали изнутри, а с запада, всего в одном или двух переходах от пего, разводили пары германские бронепоезда.

Обстановка требовала возвращения Игната домой. Перед отъездом в последний раз заглянул на Театральную — проститься с Петровским и Дзержинским.

К Феликсу Эдмундовичу зашел вместе с Михаилом Ивановым. Председатель ВЧК уже знал от Игната о захвате меньшевиками и правыми эсерами Совета рабочих депутатов в Бежице. И теперь об этом зашла речь.

- Совет надо избавлять от явных и замаскированных врагов рабочего класса, — сказал Дзержинский. — Но борьба с ними может оказаться долгой и упорной.

— А мы ее поторопим, — произнес Иванов. — Бежицкая милиция в наших руках. Потому, если что, самых оголтелых на мушку…

Глубокие глаза Дзержинского, особенно выделявшиеся на осунувшемся, усталом лице, внимательно посмотрели на Михаила.

— Говорите, на мушку? Этого мы как раз не должны допускать! Очистить Совет надо без крови.

— Вот и товарищ Игнат мне это же говорит, — несколько смутился Михаил. — Только очень обидно, товарищ председатель ВЧК: огромный завод и краснобаи им заправляют.

— А вы убедите рабочих, что они — хозяева. Тогда и за винтовки не надо будет браться…

Конец января восемнадцатого года выдался суровым, с морозами злыми, как голодные псы. На улицах в ночные часы все точно повымирало.

И в такое время суток — по кривым, утонувшим во тьме улочкам через переметенную сугробами Десну к вокзалу и обратно! А Уханову к тому же еще верст семь через Городище, чтобы вернуться в Бежицу.

Но расстояние, темень и стужа — полбеды: на улицах и на дорогах здорово пошаливают. На днях бандиты ограбили две семьи в Городище, в Брянске ворвались в квартиру зубного врача и реквизировали золото. Но чаще промышляют именно по дороге на главный, Риго-Орловский вокзал, при переезде через дамбу.

Ехать с Григорием Панковым от его дома в Новой слободе всего ничего — мимо арсенала, затем вдоль арсенальских складов по-над Десной, проскочить дамбу — и на месте.

Но вот это-то и есть самый открытый и самый страшный отрезок пути, которого опасаются многие горожане и особенно приезжие. Из привокзальной слободы железнодорожники со смены и на смену предпочитают ходить гурьбой, прибывающие на вокзал в поздние часы коротают время до рассвета в зале ожидания на мешках и баулах.