Франтишек Кубка - Избранное

Она снова заведомо лгала, но сладкозвучной сиреной пропела последнюю фразу:

— Вдова положит на блюдо грош, купец — три талера, его жена — свое золотое украшение, а дочь — серебряную ложку из приданого. Да воздастся дающему! Вы даете не императору или королю. Вы даете самому богу!

Благородные дамы долго молчали. Потом спросили, собираются ли и дворяне расставаться со своими сокровищами.

Королева вспыхнула, словно заря. Сжала кулаки:

— Не отдадут добром, отберем силой!

Дамы одобрительно загалдели.

Тут встала Катержина, жена писаря Микулаша, и сказала:

— Первое сословие, давая, дает от избытка, второе — тоже не от бедности, третье — от достатка, ну а четвертое пожертвует последним грошом и в придачу своей кровью. Призовите четвертое сословие!

— Призовем, — пообещала королева.

Скрепив свое обещание рукопожатием, они посулили дать все необходимое. Королева не преминула заметить:

— Это всего лишь ваша ссуда королю и мне. Как только придут деньги, посланные моим отцом окольными путями, чтобы не перехватил неприятель, мы возвратим все, и с процентами.

Упоминание про проценты также пришлось купеческим женам по сердцу. Только Микулашова Катержина, уходя, не сдержалась:

— Жены гуситов воевали не за проценты! Уж если вы захотите нашей помощи, мы не пожалеем последней капли крови!

— Я хочу вашей помощи, — сказала королева.

И отдала приказание развезти всех по домам в каретах.

Точно так же часом позже распорядился и король, аудиенция коншелов у которого продлилась несколько дольше, Коншелы сильно обижались на алчность и произвол панов, которые знай выгребают деньги, изводят народ барщиной, продают войскам и в город пшеницу и фураж по дорогой цене, а в своих замках пьянствуют, объедаются и предаются разврату, словно поджидают пришествия антихриста, и загодя спешат потешить плоть обжорством и беспутством.

— Толкуют о святой вере, а сами тешат беса, — жаловались коншелы на панов. И обещали, что сами они, пражские протестанты, пожертвуют животы свои и имущество, ибо понимают, что настал последний час и антихрист воистину стоит у врат наших.

Как обещали, так и сделали.

Недели не прошло, а они приходили по одному и сообща, неся в ратуши Меншего, Старого и Нового Места золотые, серебряные и оловянные кубки и кувшины, золотые кресты, украшения и столовую посуду, жемчуга и цепи. Прощались со своим достоянием когда с улыбкой, когда со слезами, и слова говорили мужественные и решительные — о святой протестантской вере, о свободе и славе. Писари выдавали на каждую вещь расписку с указанием стоимости по весу и в деньгах. И тут обнаружилось, как же богаты пражские горожане и как искусно потрудились местные и иноземные мастера над их тарелками, чашами, поясами, цепями, пряжками, заколками и другими украшениями. Немало отдали пражские протестанты, но еще больше осталось у них в сундуках. Один магистр Каролинума, по имени Влчек из Тршемшина, сложил об этом балладу, подписав ее Lupulus Boemus [14] Чешский Волчонок (лат.) . , в которой сравнил мужей и жен трех городов пражских с защитниками Карфагена. В балладе этой восхвалял он и короля, ни словом не обмолвившись о том, что король отдал часть своих гейдельбергских столовых приборов в заклад еврейским торговцам и тут же послал к ним стражников, чтобы вернуть назад заложенные вещи.

Таким образом и собрал король сто тысяч золотых для Бетлена. Остальные сто тысяч евреи сами с причитаниями принесли в свою старую ратушу.

В эти же дни фельдмаршал Генрих Матес Турн принял решение поднять боеготовность пражского ополчения и принялся за его обучение, которое проходило на крепостном валу, покамест, правда, без оружия, поскольку господа из вновь учрежденного военного совета опасались вооружать четвертое сословие. Пан из Роупова с неудовольствием наблюдал за учениями на крепостном валу, а пан бургграф Берка запретил впускать ополченцев в пражский Град, куда они приходили по вечерам, желая видеть королеву, ибо пронесся слух, будто бы она самолично понесет стяг иерусалимский против Вавилона. Нидерландскую гвардию, вместо того чтобы послать на границы, расставили во всех воротах. Они расположились на замковом плацу и туда же притащили две пушки.

Королевская чета вновь отбыла в Брандыс. Туда же после долгого пути добрался в конце концов английский полк под командованием Грея. Король пригласил бывалого вояку с офицерами на обед, а затем устроил на площади смотр полку; солдаты криками приветствовали королеву, одетую в широкое кружевное платье, скрывавшее беременность. Среди офицеров был и молодой сэр Эдвард Гоптон, известный своим искусством верховой езды. За обедом он напомнил королеве о ее детстве в Ричмонде: