Франтишек Кубка - Избранное

— Посмеете ли вы передать своему господину слова дочери английского короля? Его жены не будут ревновать?

— Почту за честь передать слова вашего королевского величества и присовокупить описание вашей несравненной красоты.

— Не будь я чешской королевой, то ничего бы не имела против стать одной из жен султана.

Это прозвучало столь неожиданно, что чауш не сразу нашел подходящий ответ. Но, подумав, сказал:

— Среди жен султанов бывали прекрасные россиянки, гречанки и венецианки. Отчего бы не записать в османскую историю красавицу с британских островов?

— К сожалению, мне придется удовольствоваться лишь дружбой, которую ваш повелитель обещает моему супругу, — печально сказала королева.

— Дружеское расположение султана подобно лучам солнца — тот, кто удостоится его, — богатеет и крепнет, от кого же он отвернется, — будет жить в вечной ночи, — вещал чауш, с удовольствием всматриваясь в глаза Елизаветы.

— Скажите своему господину, что дружба с королем чешским — это мост к дружбе еще более крепкой и полезной для его державы. От нас ведет дорога к моему отцу, повелителю островов, обладателю кораблей и пушек, повелителю заморских владений от холодных морей до жарких стран. Возможно ли представить себе что-то прекраснее союза двух столь могущественных владык!

Она понимала, что лжет и не имеет права выступать от имени своего отца. Но преподнесла свою ложь ласковым и напевным голосом по-французски, а на турецкий ее слова переводил греческий драгоман. Зачем она призвала на эту беседу Иржика? Тот стоял за ее креслом и хмурился.

Королева продолжала:

— Моим извечным искренним желанием было видеть опору вашего могущества и славы вашего властелина нигде иначе, как на Дунае, Влтаве и Одре. Я счастлива слышать, что бесчинства, совершенные Фердинандом на этих землях, ваш господин считает тиранией. Но число семь приносит удачу. Семь богатых и славных земель — Венгрия, Чехия, Моравия, Силезия, Лужицы, Австрия и Трансильвания — воспряли духом и в гневе своем сокрушают господство вероломного габсбургского рода. Повторяю, все это я говорю не как королева. Но нет сил совладать с охватившей меня ненавистью, и я от души рада услышать слова вашего повелителя и господина, о ком известно, что и он всем своим юным и храбрым сердцем также ненавидит кривого рыжего из Вены.

Чауш восхищался лукавством и красноречием Елизаветы. Заверяя, что говорит не от лица королевы, она обвораживала и опутывала, лгала и льстила не хуже самого искушенного визиря.

Ему оставалось только молча кивать.

— Я обратилась за советом к другу моего отца, великому паше нашего королевства, пану из Будова, знающему ваш язык, поскольку он имел удовольствие пребывать долгое время у Высокой Порты, и просила его вместе с иными чешскими сановниками и чаушами в узком кругу, Прежде чем канцлеры составят официальный ответ на благородное послание вашего повелителя и господина, высказать все, что вам надобно знать о богатстве и могуществе нашей земли, о войсках, которые мы сами, а также с помощью моего венценосного родителя можем выставить, о сокровищах, которые можно извлечь из недр земли, когда придет время. Я готова снять с себя все до последней нитки и отдать на военные нужды все свои драгоценности, шелка, полотна и кружева.

Она сделала движение рукой, как бы срывая с себя одежды, но лишь улыбнулась и, сняв с шеи нитку жемчуга, протянула ее чаушу.

— Примите в залог дружбы и на память о нашей беседе.

Мехмед-ага нагнулся было, чтоб облобызать подол ее накидки, однако королева, встав, повернулась к чаушу спиной и, указав рукой на свою шею сзади, где еще остался след от жемчуга, произнесла:

— Я разрешаю поцеловать вам то место, где покоились жемчуга, которые с сегодняшнего дня ваши!

Мехмед-ага подступил ближе и прижался бородой и губами к шее королевы.

«На сто лет вперед хватит мне об этом рассказов!» — подумал он в эту минуту.

На этом аудиенция была закончена. Трижды поклонившись до самой земли, посол султана попятился к дверям, которые распахнул перед ним красавец драгоман.

Королева повернулась к Иржику и громко рассмеялась:

— Он будет ратовать за мои интересы перед великим визирем и самим султаном. А ты не ревнуй. Приходи нынче ко мне.

Прием устроили в Граде, в покоях пана бургграфа Берки, но главным на нем был старый пан Вацлав Будовец, который приехал в собственной карете с Тынской улочки, где проживал с детьми и внуками. По правую руку турецкого гостя сидел пан Вилим из Роупова, а по левую — пан Яхим Ондржей Шлик. Возле пана Будовца — так, чтобы через стол вести беседу с пашой, — занимал почетное место Генрих Матес Турн, двоюродный брат пана Берки. Все приглашенные были добрые друзья и родственники, одинаково усердные и в вере и в ненависти. Пан из Роупова предложил, чтобы в соответствии со своим высоким положением на приеме занял подобающее место и главный гофмейстер двора пан Вилим из Лобковиц {90} 90 Вилим Попел из Лобковиц (старший) — крупный чешский феодал, член директории, после подавления чешского восстания 1618—1620 гг. был приговорен сначала к смертной казни, а затем к пожизненному заключению. , однако тот весь вечер сидел с такой миной, словно глотал лягушек, чем портил остальным гостям все удовольствие от яств, напитков и приятной беседы. Сам он ни разу не открыл рта и, похоже, старался удержать в памяти все, что говорилось за столом, чтобы при случае нашептать посторонним ушам.