Франтишек Кубка - Избранное

Напрасно Иржик избегал встречи с Анделкой; она назначила ему свидание сегодня вечером на самой верхней ступеньке башни. Иржик не ответил.

Потом снова приходила Итка, а когда он спустился в посад, женщины облепили его, словно осы спелое яблоко. Одна проталкивалась справа, вторая сзади, третья — слева, а четвертая — спереди. Одна гладила по голове, другая тискала, третья восхищалась его оружием, четвертая звучно расцеловала в обе щеки. Мельничиха притащила пироги ему на пробу, портниха цепляла на его кафтан ворох мелких ленточек, батрачки на мельнице ругались меж собой из-за Иржика мерзкими словами, знахарка Барча пустилась с ним в пляс, причем терлась своим усатым лицом о его безбородое личико, мужья поносили жен, а жены мужей, и никто не понимал, что это за наваждение на баб напало. Даже они сами…

А Иржик уж был таков — на весь день и всю ночь остался он в посаде и, напившись, позволил себя миловать множеству женщин. К утру от всего этого на душе у него стало тоскливо, он пошел в лес и там отоспался. И снилось ему, что его любит Блаженка. На самом деле это было не так — Блаженка не обращала на него внимания. Обронит словечко-другое, и никаких там улыбок.

Продолжалось все это довольно долго. Мужья из ревности поколачивали своих жен, матери ревновали Иржика к дочкам, те — к матерям, и из-за всего этого в замке не прекращались скандалы и ссоры в посаде. Пан Ондржей пока веселился — сам он был вдовцом, а дочь его волшебством задета не была. Иржик же, показавший себя героем перед Маккавеями, боялся подойти и сказать Блаженке, что сгорает от любви именно к ней одной. Он полагал, что и она должна его любить, что не она та единственная, о которой говорил в своей молитве благочестивый настоятель. Но похоже, именно она-то ею и была.

В конце концов Иржик в сердцах перестал обуздывать свои сомнительные желания. Теперь в его покое под башней сменялись вереницы беспутных женщин, будто у арабов или ветхозаветных патриархов. Пан Ондржей сначала терпел это, а потом велел Иржику ходить к женщинам в посад, ибо можно справиться с семерыми Маккавеями, но не с семью женщинами.

Иржик, ослабший телом и душой, переселился из замка на мельницу, где и жил на радость мельничихе. Сюда к нему приходили и Анделка, и безобразная Итка, и портниха со своими ленточками, и Барча, которая, правда, только стояла у окна да жадно облизывала свои бледные губы. В замке и в посаде началось невиданное падение нравов, а Иржик, виновник всего этого, по утрам уходил в лес, чтобы выспаться там на мху под молодой елью, и плакал во сне. По Блаженке…

Тяжко нести груз многодневной славы, еще труднее — много ночей выносить любовь. Иржик перестал есть и пить. А над Сазавой поднимались ссоры и свары, весть об удивительном чуде разнеслась широко-далеко, и из соседних селений сюда валили женщины взглянуть на юношу, которого любят все женщины, и тут же сами влюблялись в него и совершали те же безумства, что и женщины вокруг Мечика. Тогда местные женщины выставили караулы на дорогах и у реки, преграждая пути пришлым. И началась тогда женская война…

А виновник ее до того был удручен и измучен, что враг и тот прослезился бы… И тут снова втайне родилось в нем важное решение. Он собрался и, руки в карманах, отправился лесными тропами к настоятелю Сазавского монастыря. В лесу пели дрозды, зяблики прыгали прямо под ногами, и жуки сходили с ума от счастья видеть путника. А Иржик повеселел. Явившись к святому отцу, он без дальнейших слов пал на колени и от всего сердца попросил:

— Святой Прокоп, избавь меня от любви женщин!

Настоятель улыбнулся и спросил:

— От любви всех женщин?

Иржик кивнул и упрямо ответил:

— Всех!

Святой отец перекрестил его и в молитве попросил о чуде для Иржика и одновременно — об отпущении ему грехов. После этого Иржик встал с колен, с благодарностью поцеловал настоятелю руку и по дороге домой был веселее дроздов и зябликов и всех медных, зеленых и черных жуков вместе взятых.

Дома он отправился прямиком в свою комнату под башней, лег на кровать и проспал десять дней и ночей. Лишь изредка он просыпался, чтоб поесть хлеба. Хлеб приносила Анделка и всякий раз воротила носик от парня и при звуке его громкого храпа ворчала:

— Ну и оставался бы себе на мельнице!

На одиннадцатый день Иржик вышел. В мире снова царил порядок. Владетель Ондржей был к нему, правда, ласков, как и прежде, однако не было уже ни улыбок, ни пожатий, ни поцелуев женщин. Ему прислуживали, стелили постель, пекли пироги, поворачивали вертела, — но больше не беспокоили его ни Итка, ни мельничиха, ни Анделка с портнихой; его оставили в покое и жена рыцаря Влка из Кацова, и Барча, и служанки, и знатные женщины, и простые, а потому хорошо стало Иржику жить на земле.