Франтишек Кубка - Избранное

В ночи резко прозвучала императорская фанфара, и над горящими домами к тихим звездам поднялся радостный победоносный клич императорских солдат. Франческо, Бартоломео и Лотто Гамбакорти были схвачены в своих домах и брошены в темницы. К рассвету мир в Пизе был восстановлен. Догорающие дома гасили жители, высыпавшие на улицы, когда утихли схватки, радуясь, что пережили и эту страшную ночь.

Императорская чета, пражский архиепископ и епископ аугсбургский вернулись в дом епископа оломоуцкого, и император уполномочил судью города Ареццо судить Гамбакорти.

Франческо, Лотто и Бартоломео ни на какие вопросы не отвечали, поэтому их подвергли пыткам. На пытках они вели себя стойко, взяв всю вину на себя. Всех троих приговорили к смертной казни. Перед казнью их посадили в разные камеры, где им предстояло дожидаться исполнения приговора. Они пожелали исповедаться, причаститься и попрощаться с последним из рода Гамбакорти, племянником Пьетро, который по причине юного возраста в бунте не участвовал. С женской частью своей родни они не пожелали говорить.

Шестнадцатилетнего Пьетро Гамбакорти привели сперва к дяде Франческо, потом к Лотто, а затем к Бартоломео. Хотя братья и не имели возможности сговориться, однако все трое в один голос потребовали, чтобы Пьетро исполнил их единственную и последнюю волю — отомстил Паоле, которая — об этом неосторожно проговорился судья из Ареццо — предупредила императора, чем замысел рода выдала. Бартоломео, отец Паолы, требовал этого особенно настойчиво и вынудил Пьетро поклясться, что он свершит месть над Паолой, прежде чем как изгнанник покинет город. Пьетро обещал, поклявшись мадонной. Говорили они шепотом, так, чтобы стража не слышала ни единого слова. Затем Гамбакорти приняли причастие.

На третий день на площади перед храмом семи главарям заговора — трое из них Гамбакорти — были отрублены головы. Толпа молча взирала на казнь, и многие втихомолку плакали.

В это время Пьетро Гамбакорти вошел в дом Бартоломео, якобы навестить жену Бартоломео Марию и его дочь Паолу, которым не дозволено было присутствовать при казни. Но они слышали погребальный звон и звуки дудок, под которые маршировали на площади солдаты, окружая ее с четырех сторон. Жена Бартоломео плакала. Паола сидела у окна и уже сухими глазами глядела в полуденное небо, пасмурное сегодня.

Пьетро сказал, что пришел проститься, ибо, как последний мужчина рода, изгнан из города. Он выразил обеим женщинам соболезнование по поводу их сегодняшнего траура.

— Одно лишь будет терзать мне душу, — добавил он, — заговор не удался, хотя продуман был до мельчайших подробностей. Причиной тому может быть только предательство. Да и судья обмолвился об этом.

Паола растерянно посмотрела на брата. Вздохнула, и вдруг у нее затряслись руки и ноги, а губы, до этого плотно сжатые, задрожали так, что зуб на зуб не попадал, словно в лихорадке. Паола встала и попыталась уйти.

Пьетро схватил ее за руку и мягко заметил:

— Поторопись со свадьбой, Паола!

После этих слов Паола гордо выпрямилась и воскликнула:

— Смейся над собой, но не я и не отважный муж, который всех вас победил в честном бою, мы не будем тебе посмешищем! Свадьбе не бывать! Но знай: я люблю пана Вилема и любить буду, даже если весь этот город сгорит, а всех вас казнят!

Выговорившись, она зашаталась.

Пьетро, словно проявляя заботу, подхватил ее.

— Вина, скорей вина! — закричал он.

А сам уже наливал из кувшина вино и подносил бокал к Паолиным устам. Паола выпила. С последним глотком у нее широко раскрылись глаза, а лицо ее исказилось от боли. Она, сжав кулаки, набросилась на Пьетро.

— Отравитель! — крикнула она.

Пьетро, однако, уже спускался с улыбкой по лестнице. Перед домом он сел в экипаж и уехал из города.

Вскоре Паола умерла в объятьях матери.

Все это произошло между двенадцатью и первым часом. Вечером на Святом поле пизанском погребли тела троих Гамбакорти, а на следующий день к ним прибавился гроб с телом Паолы. На ее похоронах за гробом рядом со священником шли пан Вилем Ванецкий и несколько дворян из императорской свиты. Мария, мать Паолы, не провожала дочь в последний путь, ибо от бед, свалившихся на нее в последние три дня, занемогла.

Император Карл отправил свою жену с усиленной охраной в Пьетро Санти, где стоял его гарнизон, а сам вечером того же дня вместе с архиепископом Арноштом, паном Индржихом из Градца, паном Ченеком из Липего отправился на пизанское кладбище, о богатых склепах которого был много наслышан. Они миновали колоннаду с аркадами, осмотрели мраморные надгробья, изображения на них и остановились перед известной фреской с еще не выцветшими красками, законченной несколько лет тому назад. Кто-то промолвил: