Он попал в плен. Такое с солдатом случается.
Иржи порозовел и поправился. Не думал ни о прошлом, ни о завтрашнем дне… Пан староста навещал его. Они беседовали об управляющем Ганнесе, лютом псе, спущенном с цепи, о регенте Берге в Кромержиже, о барщине и жатве. Староста сообщил, что пана короля ночью навестит важная особа, пан Ахач, проповедник, который скрывается тут в Хропыни в одном подвале уже с двадцать восьмого года, а тому времени минуло, слава богу, тоже четырнадцать лет, столько же, сколько пан Франц, кожевник, находится на чужбине.
— Ахач здешний?
— Нет… Он вышковский, но мы его прячем, как и вас. Вы, наверное, соскучились по ученым речам…
— Не соскучился, — возразил пан король.
— Но мы его к вам все-таки пошлем…
— Кто это — мы?
— Я и члены управы.
— Вы так постановили?
— Да, пан король.
— Ну раз вы присвоили себе право все решать относительно меня, так приводите этого проповедника. Глядишь, время скорее пройдет…
Ночью пришел растолстевший, поседевший, бородатый преподобный Ахач Симиус и потряс королю руку. Они сели за стол, перед ними стояли кружки с пивом.
На стене мерцал каганец.
— Я священник Ахач Симиус, — отрекомендовался гость.
— А-а, обезьяна, — рассмеялся хозяин.
— Верно, ваша милость, обезьяна-самка — simia, обезьяна-самец — simius. Вы еще не забыли латынь, которой вас учили, — сказал проповедник. — Вы проходили учение в Праге или Гейдельберге?
На что последовал ответ:
— В разных школах…
— Так, так. Ваша милость, это по вас видно. Я учился в самом Виттенберге!
— Там ректором был побочный сын Густава Адольфа. Как раз во время битвы при Лютцене.
— Мы ничего не слыхали о побочном сыне нашего короля, — заметил пан Ахач.
— Густав Адольф был шведским королем, — пояснил Ячменек. — Выпьем по кружечке?
— Не откажусь, — ответил проповедник. Они отхлебнули. — Нашим королем я называю короля лютеранского. Вы тоже лютеранин?
— Я? — засмеялся Иржи. — Когда я родился здесь в ячмене под синим небом, лютеран еще не было. Тогда были только христиане и язычники, пан священник.
— Да, действительно, — вздохнул пан Ахач Симиус. — Сколько вам, собственно, лет, пан король?
— Я не считаю года.
— И вы все это время ходили по свету?
— Ходил, сидел, стоял или лежал, как когда. Поэтому меня не так беспокоит, что хропыньские члены управы меня тут запирают.
— И я тут скрываюсь, пан король. Целых пятнадцать лет.
— Четырнадцать, — поправил его пан король.
— Да, четырнадцать, ваша милость.
Они помолчали немного, прихлебывая пиво. Пан Ахач снова заговорил первый:
— Но вам все-таки известна разница между нашей верой и римским суеверием?
— Меня это не волнует, — сказал Ячменек.
— Очень огорчительно, пан король. Мартин Лютер нашел якорь спасения в учении Августина о человеческой греховности и об искуплении людских грехов божьей милостью. Вы замечаете, что я не считаю доктора Лютера каким-то чудотворцем и принимаю во внимание более древние истоки его учения. Человек от природы насквозь грешен, и воля его диктуется грехом, пан король!
— Это я испытал, — сказал хозяин.
Пан Ахач продолжал:
— Человек может достичь вечного блаженства с помощью божьей милости. Но божья милость будет уделена нам не за наши деяния, какими бы благородными они ни были, а единственно только за веру в Христа и его искупительскую миссию… Аминь!
— Эге, а как же с предопределением? — спросил пан король.
— Это, ваша милость, кальвинизм, и лучше о том не извольте говорить, если боитесь бога.
— Жалко, пан Ахач, а то мне хотелось устроить диспут…
— Лучше оставим это, пан король! Много бед принесла миру кальвинистская ересь. И нам, пан король. Кто такие были король Фридрих и его нечестивая супруга? Еретики. А к чему ведет ересь? К погибели вечной… Я счастлив, что ваша милость не ударились в ересь. А где вы изволили пребывать в те времена, когда ересь распространилась повсюду?
Иржи ответил:
— Всюду и нигде, пан Ахач! Может, в Индии, я уже не помню.
— В Индии живут язычники…
— Да, кажется…
— Как замечательно повидать свет, — вздохнул пан Ахач.
— Повидать свет и встретить стольких любознательных людей, — засмеялся пан король. — Выпейте, достопочтеннейший, кромержижское пиво напоминает хрен с медом.
— Я все дивлюсь, что на вас лета совсем не сказались… Мне нет пятидесяти, а полюбуйтесь на мою седую бороду и лысую голову!.. Патриархи израильские также были древними…
Читать дальше