Франтишек Кубка - Избранное

Три дня слышалась греческая и армянская брань — проклинали франков, итальянцев и евреев. Никто уже не помнил, с чего все началось. Всякий раз, как янычары обнажали оружие, толпа вопила:

— Да здравствует султан Мурад Четвертый! Султан, прогони иноземных убийц! Спаси наших жен и детей!

Кто-то выкрикнул:

— В темницу английского посла! Он хочет править у нас вместо султана!

Они снова пришли в Перу к британскому посольству, окруженному тройной цепью янычар.

— Господин посол в отъезде, — сообщил им драгоман Басилидес с балкона посольского дворца. В него стали швырять камнями, но не попали. Янычары теперь били только плетками. Кровь не пролилась. Толпа повеселела и потащилась в гавань. В мейхане мужчины упивались вином. Женщины танцевали ромайку.

Волнения закончились.

Гюрджю Мохаммед-паша приехал к сэру Томасу в простой карете без янычарского караула. Он вошел в салон, где в кресле, подобно фараону положив ладони на колени, восседал сэр Томас. Грек Басилидес переводил.

— Уже давно не приходилось мне видеть его превосходительство господина посла в столь прекрасном здравии, — начал великий визирь.

— И мне столь же приятно лицезреть просвещенную особу великого визиря Гюрджю Мохаммеда, — ответствовал сэр Томас.

— Какая великолепная осень снизошла на Босфор, — заметил Гюрджю Мохаммед. — Уже созревают персики.

— Я желаю богатого урожая фруктов на всех землях падишаха, — ответил посол.

— Позвольте принести извинения за слова и действия, которыми некоторые подданные султана провинились перед послом его величества британского короля, друга и брата падишаха, — сказал великий визирь.

— Я принимаю ваши извинения и передам ваши слова его величеству. Тщу себя надеждой, что из средств падишаха будут возмещены убытки всем пострадавшим, а в особенности Левантинской компании, чью контору разгромила чернь, — провозгласил сэр Томас уверенным голосом.

— Непременно, — согласился Гюрджю Мохаммед, склонив голову. — Я же, в свою очередь, надеюсь, что вы изгоните со службы виновника учиненных злодейств, рыцаря по имени Арпаджик, который не является подданным его величества британского короля. В свое время вы посоветовали мне, — великий визирь посмотрел прямо в глаза сэру Томасу, — прогнать прочь всех послов Габриэля Бетлена, поскольку они доставляли много хлопот Высокой Порте. Вы были правы. Наш вассал изменил нам, заключив без нашего ведома мир с венским королем, а до этого злоупотребив нашими войсками, посланными ему на подмогу. Мы отозвали свои войска. Я не стал вести переговоры с новым послом Бетлена, господином Корлат-агой, который приехал давать объяснения по поводу предательства Бетлена Габора, некогда почитаемого мною за сына. Но вы приютили одного из слуг Бетлена. Он сотворил столько зла, что, если вы не уволите его со службы, нам придется заточить его в Семибашенный замок.

Только теперь сэр Томас пошевелил руками.

— Мне неизвестна его вина, — заметил он.

— Тем хуже, — выдохнул Гюрджю Мохаммед-паша.

— У меня есть инструкции от его величества привечать по мере возможности врагов венского короля, а рыцарь, о котором вы упомянули, принадлежит к таковым.

— Вероятно, это какая-то новая инструкция, — ухмыльнулся старик. — Уж не собираетесь ли вы объявить войну венскому королю и Испании?

— Не исключено.

— Разве принц Уэльский уже не просит руки испанской инфанты и собирается взять в жены французскую принцессу? А может быть, ваш благородный господин желает протянуть руку помощи курфюрсту Фридриху, и даже Бетлену Габору, и создать тем самым антигабсбургскую коалицию? Возможно, в этом новом союзе примут участие и Венеция, а также король Франции?

— И это возможно!

— Но разве не вы сами разгневались на поляков, которым в свое время желали успеха…

— Я действовал на благо мира! — твердо сказал сэр Томас.

— А теперь вы решили поставить на войну. Прекрасно. Посмотрим, что скажет падишах. Да ниспошлет ему аллах вечного здоровья! Но Арпаджика вы все же прогоните. Это пожелание и патриарха Кирилла, а ведь он ваш друг? — Старик лукаво посмотрел на драгомана.

— Так и быть. Если это приказывает Кундуз-Кале…

Великий визирь помрачнел:

— Мне не может приказывать греческая чернь из Кундуз-Кале. Так повелевает справедливость и мудрость! Слишком много крови было пролито ради утех этого чужеземца, которого вы приняли на службу, а теперь будете столь любезны отослать за границы Османской империи.