Исаак Мостов: Дорога к крылышкам. Как новый репатриант стал израильским лётчиком

А наши сержанты, под дистанционным наблюдением каких-то офицеров и людей в штатском, гоняли нас по задворкам и прилегающим окрестностям нашего лагеря, требуя невозможного – указывая на кустообразное чахлое деревце пустыни на расстоянии 150—200 метров, они требовали, чтобы мы «за 30 секунд были у того дерева и вернулись!», после чего на полном серьёзе замеряли нам время на секундомере; организовывали проверочные построения со всем обмундированием и китбэгами; «показательные» и очень придирчивые проверки палаток; бесконечные физзарядки, ночные тревоги; марш-броски «вокруг забора»… Их репертуар в плане занятия нашего времени казался неисчерпаемым… Их задачей было поставить нас в тяжёлые условия – физически и морально, заставить нас попотеть в среде товарищей и увидеть, кто на что способен, кто готов вынести всё сам и помочь товарищу, а кто нет… Их цель – привести нас к границе наших физических и эмоциональных возможностей, испытать нас на прочность – была осязаема и досягаема… И среди нас были те, кто дрогнули и отправились в канцелярию подписать отказ от Лётной школы.

Сержанты владели почти всем нашим временем, кроме нескольких часов в день, в которые мы организованно «гостили» в эскадрильях авиабазы или присутствовали на лекциях кадетов-старшекурсников, которые рассказывали нам, что такое быть лётчиком израильских ВВС, как и чему учатся в Лётной школе, каково это летать и тому подобное.

В субботу, вопреки указаниям «начальства», но благодаря их ослабленному контролю на выходных, нам удалось пообщаться со знакомыми и друзьями, которые уже прошли физический отбор и были на разных этапах обучения в Лётной школе. В рамках спонтанных субботних встреч «старшие товарищи» снисходительно давали нам советы, что делать, а чего ни в коем случае не делать на предстоящих «офицерских проверках», которыми завершается физический отбор в Лётную школу.

Тогда же, к моей радости и к их большому удивлению по поводу моего присутствия в Лётной школе, я обнаружил несколько знакомых ребят из гимназии – моих одноклассников и прошлогодних выпускников. Мне было удивительно видеть их реакцию неверия своим глазам, изумления от ситуации и нового уважения ко мне после того, как они убеждались, что этот худощавый парень с короткой стрижкой и тяжёлым акцентом – это я, их тихий товарищ с задней парты. Никто из них не ожидал, что я доберусь сюда…

После всех экскурсий в эскадрильи, встреч с кадетами и лётчиками и общения со «старшими товарищами» бессмысленная муштра сержантов получила смысл – преодолеть все трудности, успешно завершить этот этап отбора и перейти к следующему. И уже никакие физические нагрузки и бессмысленные задачи типа «за 30 секунд…», никакие построения не могли убить во мне надежду и желание сидеть в кабине пилота пролетающих над нами тарахтящих «Пайперов», элегантно свистящих «Фуг» и ревущих «Скайхоков» 15 15 В те годы в Лётной школе ВВС Израиля служили 3 основных типа самолётов, все двухместные – легкий одномоторный пропеллерный «Пайпер Каб» для предварительного отбора (американского производства, с полотняными фюзеляжем и крыльями); французский двухмоторный реактивный «Фуга Магистр» для первоначально и базового обучения; реактивный американский штурмовик А4 «Скайхок» (в двухместной учебно-боевой версии) для завершающей стадии обучения летчиков боевых самолётов. . Хотя бы один раз…

И это окрыляло и давало силы продолжать. С упорством, которому я сам был удивлён, я бегал, отжимался, прыгал по команде, таскал брёвна, вытягивался по стойке смирно и выполнял команды нашего сержанта, хотя всю свою сознательную жизнь я пытался оптимизировать свои энергорасходы или попросту не делать того, чего можно не делать. Как и все остальные, я ненавидел нашего сержанта, который не давал нам лишней минуты отдыха, но, несмотря на все придирки и нагрузки, частым гостем на моём лице была улыбка, подогреваемая потайной радостью от мысли, что скоро смогу дотронуться до самолётов… Так как из-за ограниченного и хромающего иврита я не всегда мог быстро, просто и доходчиво объяснить, чему я так рад, моя улыбка злила некоторых моих товарищей и сержантов – приходилось выслушивать замечания в адрес «улыбающегося придурка», увеличивая мой словарь бранных слов и образов на иврите.

Две недели физического отбора Лётной школы подходили к концу, и пришёл день «офицерских проверок». Нас заново «перемешали и разделили» по десяткам, каждому выдали номер, который был прикреплён к гимнастерке. Если до сих пор мы, в наших пыльных, потных, «рабочих» рубашках и штанах зелёного цвета в соляных разводах, были для наших сержантов анонимны – они не интересовались нашими именами и никогда их не использовали, то сейчас отношение к нам стало индивидуальным…