Александр Чеберяк - Македонский. Германцы. Викинги

Царь Пор кивнул, и навстречу грекам, грузно сотрясая землю, лениво выдвинулись слоны. Величественные гиганты неотвратимо приближались. Самый огромный, вожак стада, горой наплывал на фалангу. Разогнавшись, затрубил и кинулся на шеренгу гоплитов. Македонцы расступились, освобождая проход для метателей дротиков и пращников. Те закружили перед зверем мухами, осыпая его роем камней и копий. С задних рядов фаланги по остальным гигантам ударили лучники. Раздался свист, и стрелы выкосили возниц-индусов, попутно калеча глаза животных. Над полем разнесся рев боли, великаны взметнулись на задние лапы, скидывая будки с погонщиками и превращая их в пыль. Огромные бивни подбрасывали не успевших отскочить стрелков, многопудовые столбы с хрустом ровняли с землей тела – и солдаты дрогнули. Ни стальной Кратер, ни отважный Антигон, ни удачливый Птоломей, сын Лага, – никто не мог прекратить отступление. И лишь многолетняя выучка, дисциплина и семнадцать тысяч миль побед позволили отходить организованно. Напрасно с пеной у рта Кратер орал:

– Стоять! Держать строй!!!

Звери хоботами хватали людей, подкидывали, рвали на части. Спастись, спрятаться от разъяренных исполинов! Еще миг – и все в панике, бросив оружие, побегут. Тогда – конец. Зачем все это было нужно, зачем было приходить сюда, на край земли, победив полмира, усыпать путь трупами сынов Македонии… и проиграть! Когда до цели, грез юности – один шаг! В центр боя ворвался всадник, подскочил к слону и ударом меча отсек хобот. По рядам воинов пронеслось:

– Александр!

И те, кто был спиной к врагу, обернулись. Два воинства замерли. Буцефал, верный друг с юности, взлетел перед слоном и принял удар копья махараджи, спасая хозяина. Второе копье, пробив латы, сшибло всадника. Конь и человек рухнули.

– Царь ранен! Спасайте царя-я-я, – рычал Кратер, вырубая просеки среди леса индусов. Войско, сатанея от стыда за бегство, рвало, сминало, крошило в кашу, продираясь к вождю. Его уносили с поля, а ветераны, страшно хрипя, шли дальше, мстя за минутную дрожь. Кратер мечом снес голову индусу. Селевк, увернувшись от стрелы, рубанул по коню. Лисимах, раненный копьем, достал дротиком погонщика. Антигон обломком щита рассек горло махарадже, упавшему со слона. Птоломея сбили с ног, и охранник раджи вогнал клинок ему в плечо, пригвоздив к земле. Птоломей, зверея от боли, отсек ему ногу и, вскочив, вогнал меч в грудь орущему варвару.

Фаланга по колено в крови наступала под крики умирающих. Слоны метались, топча македонцев и своих. И новый накат фаланги. Сотни копий кололи животных в хоботы, глаза, животы. Новые тучи стрел, камней, дротиков. И слоны, обезумев от боли, лишенные погонщиков, дрогнули, развернулись и побежали. Побежали на свою же набирающую разгон конницу. Две лавы схлестнулись, слоны вспороли конскую массу, оставив борозды и погасив разбег удара. И горе было жалким, потерявшим порядок остаткам кавалерии, доскакавшей до фаланги. Опрокинула, растерла, не заметила. Как нож в масло, македонское бревно вошло в армию Пора и, увязнув, начало ее вырезать.

Бог умирал. По взмаху его руки сметались царства, сносились горы – и эта рука не могла ничего, плетью свисая с ложа. Хрип вырвался из его руки – мир замер. И сквозь сон Бог слышал, как соратники шептались, срываясь на крик, – кому достанется царство. За окном войско раскачивало Вавилон, цепенея от ужаса: что будет, если он… не проснется?! Вакханалия пьяных оргий и поножовщины помогала забыться, но с утра возвращался страх. Тела пехотинцев находили в канавах, жители боялись выйти на улицу – армия таяла в раздорах. То там, то здесь рубились насмерть солдаты из-за красивой персиянки, неосторожно брошенного слова. Командиры стояли, оглушенные, готовые схватиться за мечи, разрезая, как пирог, империю.

Главный лекарь повесился, предпочтя спасительную веревку хрусту костей под крики толпы. К остальным трясущимся врачевателям приставили стражу, не спускавшую глаз. Персидские сатрапы и индийские лживые раджи, признающие силу и ничего более, готовы к восстанию и… Кто? Кто отведет их домой? Кто пригнет к македонскому копыту варваров, осмелившихся роптать? Кто одним словом соберет в стальной кулак распоясавшуюся, перепившуюся фалангу и поведет ее к новым победам, женщинам, золоту?! Даже враги и завистники приносили обильные жертвы в храмах – он должен жить. Иначе начнется такое – самые смелые боялись подумать и передергивали плечами.