Александр Вельтман - Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский

И СНОВА В ПУТЬ

IV ч. Странника

Таким образом пробирался я однажды из древней Истории на свет Божий. Вправо от меня носились Мифы, как инфузории в капле воды: влево, по горам, тянулся Гуристан Азов, Финикиан Скифов, Цельтов, Киммериан Хазар, Печенегов….

Посматривая на обе стороны, я подгонял своего Гиппогрифа, рассуждая о Гиппоподах, Гиппомолгах, Гиппокентаврах, Гиппокрене, и обо всех Греческих плюс и Готских Норра.

Гиппогриф мой взвевал пыль на пути преданий; не останавливаясь проехал я Хиера-Залу [1] Iorsala land — Земля Божья — Иерусалимская. Белистана [2] Палестина. — Персидское слово Стан от thione — земля. ; взглянул на бюст Александра Великого… необыкновенное сходство с Наполеоном!

В Тире осмотрел, укрепления и огнестрельные орудия, которыми Тор поражал врагов своих; но в Сифтуне [3] Сидон. где был женский храм… я невольно остановился. Там Дэма — Сифия считалась мудрейшею любимицею богов; красота её и прорицания влекли туда народ со всех сторон. Продравшись сквозь толпу к престолу Гульпиги [4] Гульпига (Gulpiga) значит златая дева; Греки преобразовали ее в Венеру Кальпигу, — Venus au belles fesses. Астаргидии, т. е. божества любви, я положил на блюдо золотую монету. Блотада, заметив большое приношение, спросила меня: не угодно ли вопросить, о чем-нибудь Сифию?

— Что мне делать — произнёс я по-русски.

Тоненький голосок раздался:

Я не понял этих слов; но понимал, что они были произнесены вопросительным тоном; к счастию, старая Блотгидия заметив, вероятно, что я иноземец, повторила мне слова Сифии по-русски:

— Я философ и поэт, — отвечал я, — хочу знать, что мне делать.

— Fiol-sifr ok Skaldr! — повторила вслух Блотгидия…. — Что ж тут спрашивать, — продолжала она, — Для чего беспокоить премудрость, разумеется: писать.

— Ты хочешь, чтоб тебя читали? это дело другое — молись, повторяй за мной:

И она перевела мне, покуда Сифия сбиралась отвечать; вот что значила молитва:

Едва я кончил мою мольбу, вдруг занавес исчез…

Я увидел лик пифии… Под белой, пеленой; молча, сладостно она взглянула на меня….

И, снова занавес — и нет Пифии!

Мне стало грустно… — Нет! — думал я, — Пифия не могла смотреть на меня; у нее на очах повязка; она не могла видеть вопрошающих; для нее все должны быть равны… да! для четырнадцатилетней девушки-пророчицы эта предосторожность необходима.

Я этак и сделал. — Ошибаются Историки, которые похищение юной Пифии приписывают Фессалийцу Ификрату. Последние звуки колокола отозвались в ущельях Ливана. Народ уже выбрался из храма; светильники гасли, а я, задумчивый, стоял в глубине колоннад. Только перед престолом Рока на треножниках пылал еще огонь, — меня не заметили, — мне хотелось взглянуть на юную пророчицу. Я видел, как хорицы святилища, называемые Музами, толпились уже около неё, сводили, со, ступеней горнего, трона; одна из них, Каллиопа, повествующая, о Ристаниях Олимпийских, сбросив с себя покрывало, и преклонив колено пред Пифией, приняла от нее жертвенную белую тогу и пояс с изображением созвездий, и венец, и, повязку с очей; другая, Талия, исцеляющая имена и подвиги божества, поднесла на золотом блюде простой полотняный, снежный покров.